АШХАБАДЦЫ: Масловец Виктория. Колыбельная для меня

Продолжение - 4

Сама того не ведая, я в младенчестве была свидетельницей обучения одного из оперных кадров для Туркменского государственного театра оперы и балета. Дело в том, что в одном из домов, где жила наша семья, мы имели общую с соседями веранду. Сосед, совсем молодой туркмен, учился в оперной студии в Ашхабаде. А дома «делал уроки». «Бяшимка, сделай перерыв! Пуська (Пуся, Пуська – это мое домашнее имя) никак не может заснуть!» — молила моя мама. Но студент был очень трудолюбив, и я так и засыпала под «Куда..Куда..Куда вы удалились…» (пел, естественно, тогда на русском).

В каком-то 60-м году я была в Москве, когда там проходила декада литературы и искусства Туркменской ССР. Декады и дни искусства  проводились тогда для каждой республики. В такой форме осуществлялся обмен творческим опытом. Концерты и спектакли проходили в Колонном зале  Дома союзов.  Декада обычно завершалась торжественным заключительным концертом во Дворце съездов. Я была на этом концерте и там услышала со сцены знакомую арию Ленского. Пел мой бывший сосед — Бяшим Артыков.  Он закончил Московскую консерваторию, поступив  в 1946 году  на отделение сольного пения. По сведениям 1967 года он работал в оперном театре Ашхабада. Дальнейшая его судьба мне не известна.

Л.Л. Оболенский

В оперной студии Ашхабада с 1936 по 1938 год работал художественным руководителем, режиссером Леонид Леонидович Оболенский. В Ашхабад он попал, спасаясь от ареста по обвинению в формализме в фильме «Кража зрения», в котором он участвовал как режиссер – постановщик на студии «Межрабпомфильм» (позднее — киностудия им. Горького).  Как актер  Оболенский снялся в 38 фильмах, был признанным королем «эпизодов»*.

 *Мне он запомнился в роли католического священника в фильме «Красное и черное».

В 1937 году он пригласил для работы в оперной студии композитора Адриана Григорьевича Шапошникова. Здесь Шапошниковым  была создана первая туркменская опера «Зохре и Тахир», с постановки которой и открылся Туркменский театр оперы и балета.

Для балета кадры Туркменского театра оперы и балета* готовились в хореографическом училище им. Вагановой в Ленинграде. Приезжали комиссии оттуда и отбирали детей по признакам, обеспечивающим в будущем профессиональный успех. Одна из таких учениц, не выдержавшая по состоянию здоровья обучения в училище, вернулась в Ашхабад и училась в нашем классе. Мы смотрели на нее как на марсианку. Учеба ей, правда, давалась с трудом – сказывалось предпочтение урокам хореографии в училище перед другими предметами.

* Что же касается современного состояния балета, то Туркмен-баши, высказав по национальному телевидению свою нелюбовь к балету, тем самым ликвидировал его. Вот его слова: «Как можно привить туркмену любовь к балету, если у него в крови нет балета?… Я не понимаю балет, зачем он мне?»

С. Мурадова

Вообще же, туркмены талантливо артистичны. Дома у нас восхищались артисткой Соной Мурадовой.  Она работала учительницей после окончания ашхабадского педтехникума, была участницей самодеятельности, потом стала заслуженной, затем народной артисткой ССР, директором Туркменского театра драмы имени Молланепеса.

Артефакт № 2

Недавно прочитала воспоминания Е.С. Булгаковой  — последней жены М. Булгакова. Нижеследующие записи в этих воспоминаниях  относятся к 1933году:

«Вечером — звонок Гаврилова, режиссера из Ашхабада. С этим было так: пришла как-то телеграмма из Ашхабада — дайте «Турбиных».

— Пьют, наверно, вторую неделю.

— А, может, послать?

— Ты с ума сошла.

Опять — телеграмма.

— Я пошлю ответ — пусть пришлют две тысячи за право постановки. А вдруг…

— Можешь. Даже двадцать две. Ведь они все равно прочитать не сумеют, голубчики.

Пришли две тысячи. Послала экземпляр.

— Ну, ясно, заметут их. Эх, втянула ты меня в историю.

Через несколько времени — телеграмма — приглашают на премьеру — 17 марта.

А теперь вот звонит — в Москве.

15 сентября.

Около 11 часов вечера появился Гаврилов. М. А. не было дома. Мы разговаривали с Гавриловым через окно (которое во дворик выходит), он не входил. Привез программу «Турбиных» в Ашхабаде. Спектакль шел, кажется, тринадцать раз. Говорит, хороший состав, некоторые роли — лучше, чем в Москве. Потом в газете яростная статья. Вскоре его вызвали в ответственное место. Прямо, говорит, шел, трясся, вдруг какие-нибудь неприятности по поводу «Турбиных»*.

— У вас идет булгаковская пьеса?

Он задрожал.

— Так вот, мы хотим ее посмотреть. Нас — двенадцать товарищей.

Ожил.

Тем не менее, вскоре сняли. А у них уже было приглашение в Баку на двадцать спектаклей и еще куда-то, кажется — Тифлис, тоже двадцать».

* А хроника московской, вернее, МХАТовской судьбы спектакля «Дни Турбинных» такова:

- легендарная премьера 1926 года, которая создавалась при непосредственном участии писателя и стала своеобразной «Чайкой» для второго поколения Художественного театра – Николая Хмелева (Алексей Турбин), Михаила Яншина (Лариосик), Веры Соколовой (Елена), Марка Прудкина (Шервинский);

- спектакль снят с репертуара в апреле 1929 года с обвинениями  в мещанском и буржуазном настроении, пропаганде белого движения;

- возобновлен в феврале 1932 года и просуществовал до июня 1941 года.

Разрешение на возобновление спектакля исходило от самого Сталина, хотя ему принадлежат такие слова: «Дни Турбиных» — «антисоветская штука, и Булгаков не наш». Так что, до сих пор  остается неизвестным реальное отношение Сталина к этому произведению.

Недавно прочитала, что  о  вальсе Дунаевского из «Половчанских садов» (пьеса Л. Леонова) она (Е.С. Булгакова) сказала: «Ему место не там, это — вальс Турбиных».  Я сейчас скачала этот вальс из Интернета и восхитилась точности ее слов:  в этом вальсе И. Дунаевскому потрясающе удалось  выразить ностальгическую грусть по старым прошедшим временам, когда уют домашней жизни, любовь и согласие в семье спасали людей от житейской смуты и социальных потрясений.

Кто такой Гаврилов (режиссер?) из Ашхабада, мне не удалось выяснить, хотя я с такой частотой и быстротой «насиловала» Яндекс (система, осуществляющая в том числе поиск нужной информации в сети Интернет), что наступил момент, когда в продолжении поиска в Интернете мне было отказано до тех пор, пока я не введу со своего компьютера предложенный мне на экране буквенно-цифровой код. Картинка с кодом сопровождалась объяснением: хотим, мол, убедиться, что вы – живой человек, а не программа-робот.

*  *  *

Раз уж начала писать про искусство — возвращаюсь к драматическому театру в Ашхабаде. Критика 1960-х годов писала, что лучшего Хлестакова в исполнении артиста этого театра Алты Карлиева на советском пространстве невозможно было сыскать.  Кстати,  Карлиев – это тот самый человек,  имя которого дано киностудии  «Туркменфильм».

Алты Карлиев

Вся страна знала фильм этой студии «Далекая невеста». Это комедия с простым сюжетом:

Донской казак Захар, потерявший во время войны родных, приезжает со своим другом Керимом в Туркменистан и надеется на то, что его невеста — знатная крановщица Гюзель, которая приезжала к ним на фронт и сейчас живет в соседнем колхозе — быстро отзовется на их приезд. Но почтальон что-то напутал и Гюзель — в неведении о своем возлюбленном… А тем вpеменем отец друга (он же и председатель коневодческого колхоза) сватает ему достойную ударницу-красавицу Джамал, не подозревая о любви к ней собственного сына…

Даже если вы не смотрели фильм «Хитрость старого Ашира» -музыкальную кинокомедию из жизни в туркменском колхозе (У старого Ашира молодая красивая дочь и целая очередь джигитов, желающих взять её в жены, но кто станет ее избранником — решать хитрому Аширу), то не могли не слышать песни из этого фильма. Их исполняет  Рашид Бейбутов.  Они, по нынешнему выражению, стали хитами всех времен и народов. Вспоминаете?- «Только у любимой могут быть такие необыкновенные глаза» и «Песня первой любви в душе до сих пор жива. В песне той о тебе все слова». Простите, но что-то слезы наворачиваются на глаза. Это ведь песни моей первой школьной любви.  Да и у вас, наверное.

В годы войны в Ашхабад была эвакуирована киностудия  Довженко.  Здесь в 1943 году Марк Донской снял фильм по роману Ванды Василевской «Радуга», который стал известен всему миру. Вот как пишут об этом фильме:

 «С особой силой тема народных страданий воплотилась в фильме Марка Донского «Радуга» по повести Ванды Василевской. У писательницы есть поэтичный образ зимней радуги, редкого явления природы, по народному поверью обозначающему надежду, счастливое знамение. Над замершим в отчаянии, оккупированным фашистами селом висела в небе радуга.
 Впечатление, производимое «Радугой» на сторонних, иностранных зрителей, было сродни шоку. Между тем советских людей, современников событий, «Радуга» сразу ошеломила иным: будничностью того запредельного, кромешного ада, в котором живет украинское село, — война стала обыденностью. Село сковано льдом, засыпано снегом. Хаты обросли сосульками. Нестерпимо жаль, что тогда лента не могла быть снята в цвете, каким символическим в своем свечении смотрелся бы над белизной земли спектр зимней радуги!
 Но это царство льда и снега было создано в Туркестане, в пустыне, в ашхабадскую жару, с помощью нафталина и стекла. Уже съемки можно считать подвигом».

* Писали, что фильм вызвал слезы из глаз Рузвельта.

Считается, что присутствие студии Довженко в Ашхабаде оказало большое влияние на Туркменфильм.  Но туркменская студия  сама к тому времени уже имела имя.

«Кто клеймен был статьею полсотни восьмою…»

Если придерживаться хронологии в моей «летописи» (я дошла до 1938 года), следующими свидетелями жизни моих родителей надо назвать вот эти справки. Невзрачные на вид, написанные на обычной бумаге (некоторые на листках из школьной тетрадки), но бесконечно ценные. Их цена – жизнь моего отца, а значит,  и жизнь всех членов его семьи.   Рука не поднимается писать об этом. Но как обойти молчанием те страшные события в жизни страны, не прошедшие стороной мимо нас? Как не рассказать о спасении, которое  принесли эти бумаги?

Впрочем, пусть говорят документы.  Сначала – приказ № 00447 наркома внутренних дел Ежова .  Даю из него вырезки, касающиеся распоряжений по Средней Азии.

Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел С.С.С.Р. № 00447 об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов.

30 июля 1937 года.

[…]

В соответствии с этим ПРИКАЗЫВАЮ — С 5 АВГУСТА 1937 ГОДА ВО ВСЕХ РЕСПУБЛИКАХ, КРАЯХ и ОБЛАСТЯХ НАЧАТЬ ОПЕРАЦИЮ ПО РЕПРЕССИРОВАНИЮ БЫВШИХ КУЛАКОВ, АКТИВНЫХ АНТИСОВЕТСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ и УГОЛОВНИКОВ.[…]

[…] В УЗБЕКСКОЙ, ТУРКМЕНСКОЙ, ТАДЖИКСКОЙ и КИРГИЗСКОЙ ССР ОПЕРАЦИЮ НАЧАТЬ С 10 АВГУСТА с. г. […]

Утверждается следующее количество подлежащих репрессии:

 Туркменская ССР

             Первая категория        Вторая категория           ВСЕГО

                    500                                     1500                    2000

Этот приказ   устанавливал для каждой республики и области  лимиты по первой и второй категориям. Первая вела на расстрел, вторая — на высылку. И то и другое предписывалось проводить без суда и следствия по решению внесудебных органов — «троек», состоявших из председателя областного или республиканского комитета коммунистической партии, начальника местного НКВД и главного прокурора.

О том, что отец взят на подозрение, а, значит, вероятнее всего, разделит судьбу своего арестованного друга, предупредил его один из работников НКВД Туркмении. Назвал причины предстоящего ареста: 

1) национальность (поляк); 

2) обвинение в шпионаже. 

Выполнить «нормы», установленные приказом №00447, в основном за счет «раскулачивания» как это было в других регионах, в Туркмении не представлялось возможным. Здесь коллективизация еще не была осуществлена повсеместно (было большое сопротивление этому процессу). Но Туркмения -  пограничная территория и ее  население в структурном отношении было таково, что живущие по обе стороны границы были тесно связаны в этническом и религиозном отношении. Границу в этих местах всегда было трудно контролировать, т.к. имелись труднопроходимые горные и лесные участки. Поэтому, обвинение в шпионажа было здесь  очень распространено.

Про национальность "поляк" и говорить нечего. В п.п. 3 приказа Ежова №00485 прямо указываются те, против которых надо провести массовые операции: «Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР».

Усугублялось положение тем, что в жизни отца был период, в котором отцовское местожительство не было подтверждено документально. Не было ни одного родственника, который мог бы подтвердить пребывание  отца в этот период на территории страны хотя бы устно. Так вот какой-то человек из НКВД предупредил о грозящем отцу аресте и направил его в поездку, чтобы тот мог привезти недостающие документы. Такую ответственность мог взять на себя только сам нарком внутренних дел Туркменской ССР. Отец, рассказывая о событиях тех дней, называл русскую фамилию. Значит, это мог быть либо Монаков С.Ф.* – он находился на этой должности с января 1938 года по август 1938. Либо это Борщев Т.М. Он возглавлял республиканский НКВД после Монакова до 1941 года.

Без всякой надежды на сохранение архивов, отец поехал в места расположения детдомов, в которых он воспитывался. И привез вот эти справки:

Справка

Настоящая выдана тов. Масловец Дмитрию Федоровичу в том, что он обучался в молвитинской школе с 1918 года по 1923 год и переведен в 4 класс. Обучаясь в школе тов. Масловец являлся воспитанником Буйского детского дома (с. Молвитино).

Что и удостоверяется.

 Директор               (подпись)

Секретарь              (подпись)

Справка заверена печатью молвитинской средней школы Молвитинского района Ярославской области

 Дата  — 7 сентября 1938 года.

Справка

Дана настоящая т. Масловец Дмитрию Федоровичу в том, что он действительно воспитывался в Костромском детском доме им. Комсомола с 1923 по 1927 год.

Зав. Гороно                     (подпись)

Инспектор опеки            (подпись)

Справка заверена печатью Костромского отдела народного образования.

 Дата – 10 сентября 1938 года.

Скорее всего, справки не спасли бы отца. Но начиналось сворачивание операции по репрессированию. К сентябрю 1938 года основная задача репрессий была выполнена. В октябре 1938 были распущены все органы внесудебного вынесения приговоров.  Таким образом, отец избежал ареста.

В ходе проведения операции по репрессированию, были превышены и сроки проведения операции (по приказу на нее отводилось 4 месяца) и масштабы. Этим воспользовалось партийное руководство страны для того, чтобы переложить всю ответственность на органы НКВД. Вот что пишет в своих воспоминаниях Дмитриий Шепилов (тот самый «и примкнувший к ним», кстати, уроженец г. Ашхабада): «А потом Сталин на полном ходу останавливает движение кровавой ежовской мясорубки, приносит в жертву своего фаворита и выступает как спаситель партии и отечества от ежовского произвола. Ежов предан анафеме. Но тайно, без огласки. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти».  Есть версия, что сам термин «ежовщина» был запущен из сталинского кабинета.

Выяснилось, что наиболее крупное «злоупотребление» в ходе проведения операции по репрессированию в 1937-1938 годах было в Туркмении. Была назначена комиссия, и вот  цитата из книги «Государство против своего народа (справочное издание)»:

«После Большого террора только одна комиссия была послана на места в Туркменистан, чтобы провести проверку злоупотреблений в период «ежовщины». В этой маленькой республике (1 300 000 жителей, 0,7% от населения СССР), 13 259 человек были приговорены «тройками» с августа 1937 по сентябрь 1938 года в рамках одной только операции по «ликвидации раскулаченных, преступных и других антисоветских элементов». Из них 4037 человек были расстреляны. Зафиксированные Москвой квоты составляли: 6277 (общее число осужденных) и 3225.расстрелов».

Из материалов этой назначенной в 1939 году комиссии стало известно, что здесь без письменной санкции центра тройкой были приговорены почти 7 тыс. человек. Наблюдалось  выдвижение НКВД в ходе выполнения операции на передовые позиции, даже выше партии. Выявилось, что действия членов троек, особенно если они годами работали в одной и той же региональной «связке» и следовали одинаковым курсом (репрессий), были трудно контролируемы сверху.

Вот только небольшой фрагмент уникального документа – отчета комиссии, расследующей ход и методы проведения репрессий в Туркмении:

  

Из совершенно секретного доклада Прокурору СССР

М.И. Панкратьеву и Главному военному прокурору РККА

П.Ф. Гаврилову

о результатах проверки проведения массовых

операций в Туркмении.

23 сентября 1939 г.

 [...] Массовые аресты аппаратом НКВД ТССР начали производиться с августа месяца 1937г., т.е. с момента введения в действие приказа НКВД СССР № 00447 [...].

[…] после ареста арестованный попадал на «конвейер», подвергался избиению и «давал» показания по заказу следователя [...].

[…] «конвейер» состоял в том, что в специально отведенное помещение ставились лицом к стене десятки арестованных, которым специально назначенный дежурный по «конвейеру» не давал спать и ложиться до тех пор, пока они не согласятся дать показания, требуемые следователем. «Упорствующие» арестованные на «конвейере» подвергались также избиениям, заковыванию в наручники или связыванию. Установлено весьма большое количество случаев, когда арестованные выдерживались на «конвейере» по 30–40 суток без сна [...].

Военный прокурор войск НКВД

Туркменского погранокруга, военный юрист 1-го ранга  Кошарский

Не буду приводить другие ужасные подробности проведения массовых арестов (облавы на рынках, организованный поджег, чтобы обвинить всех жителей близлежащих улиц, аресты почти полностью всей греческой диаспоры) и издевательств над арестованными, приведенные в этом отчете. Про «конвейер» я слышала от отца. При таких обстоятельствах погиб, не выдержав этих изуверств, его друг.

Началась вторая волна репрессий, но теперь уже против исполнителей операции. Это видно из приведенных ниже сведений о судьбе руководителей республики и комиссаров НКВД в эти

Нарком Ю. Зверев

годы:

Зверев Ю.Л., нарком внутренних дел с  09.07.37. Снят с должности 20.07.37, расстрелян 1938 году.

Нодев О.Я. (председатель тройки), нарком внутренних дел с  30.07.37, арестован 17.12.37, расстрелян в 1938 году.

Мухамедов Анна, 1-й секретарь ЦК КП(б) Туркмении с 1936 года, арестован в октябре 1937 г, расстрелян.

Анна — Мурадов Ташли, прокурор республики. Назначение в «тройку»: приказом НКВД № 00447 от 30.07.37. Расстрелян в 1938 году.

Чубин Я.А., 1-й секретарь ЦК КП(б) Туркмении с октября 1937 года по ноябрь 1939, переведен в Курск. В 1939 году осужден, в 1953 году освобожден.

Монаков С.Ф.* (председатель тройки), нарком внутренних де, исх. ш/т НКВД № 52754 от 27.12.37, снят с должности 10.07.38, арестован в сентябре 1938 года, расстрелян в 1939 г.

Борщев Т.М.., нарком внутренних дел с июля 1938 г, в 1941 году переведен в Свердловск.

* О его судьбе стало известно только в 1950 году. До этого родственникам сообщали, что он умер в заключении от болезни.

Т.е. в июле 1937 года уже шла кампания арестов партийно-советской номенклатуры.  Именно этим объясняется текучесть состава троек. К моменту выхода приказа НКВД СССР № 00447, окончательно утвердившего их состав накануне начала массовых казней, в Туркмении как и в ряде других регионов в тройках были проведены замены из-за арестов или отстранения от должностей уже назначенных членов. Поэтому в разделе приказа НКВД № 00447, где приводился персональный состав троек, появились фамилии новых людей, ранее не прошедших утверждения на Политбюро ЦК ВКП(б). Но и после выхода приказа НКВД № 00447 составы троек продолжали меняться из-за перемещений их членов на другую работу или, что было гораздо чаще, арестов. Так что те, кто были утверждены до 30 июля 1937 г. и смещены до этой даты, попросту не успели принять участие в вынесении внесудебных приговоров.

Чисто мои предположения:  с Монаковым, до 1938 года майором Главного Управления ГБ Ашхабадской железной дороги,  отец мог быть знаком через Александра, мужа Татьяны. Скорее всего, их связывало общее увлечение – охота.  Монаков уже не обладал своими большими полномочиями в то время, когда отец поехал за справками. Но, безусловно, располагал информацией и мог предупредить. По датам развития событий спасителем нашей семьи мог бы быть Борщев Т.М. * Но он только с июля 1938 года переехал из Азербайджана и вряд ли был знаком с отцом.  В общем, следы потерялись …

* Через Интернет проследила дальнейший путь Борщова. В Свердловске работал начальником  УНКВД  Свердловской области. Был награжден орденами и медалями. Но в 1948 году был снят с должности за злоупотребления во время проведения денежной реформы. Затем работал в Азербайджане, но был уволен из органов МВД после ареста Берии и в 1954 году лишен звания генерал-лейтенанта. В 1955 году арестован, В 1956 году расстрелян.

Я как-то спросила маму: «А если бы отца арестовали, ты бы, как жена "врага народа", отказалась от него?». «Да», — ответила мама. «Ведь у меня на руках была Римма, бабушка и вот-вот должна была родиться Алина».

Ну, во-первых, как известно история не имеет сослагательного наклонения. Так что, неизвестно как было бы на самом деле. По каналу «Культура» прошла передача про авиаконструктора Яковлева А. Он отказался от своей первой жены – Лидии Рубинкиной, как только узнал, что арестован Рудзутак Я.Э.*, в семье которого она с детства воспитывалась. Он это сделал ради возможности заниматься любимой работой. Так у  вас поднимется рука бросить камень в мать, защищающую своих детей?

 * в официальной биографии указывается в качестве единственной жены Яковлева – летчица Екатерина Медникова , которая на самом деле является второй женой конструктора.

Рудзутак Ян Эрнестович  - пред. ЦКК ВКП(б) и нарком Рабоче-крестьянской инспекции СССР.

В Центральной клинической больнице  им. Пирогова г. Ашхабада (в народе ее называли Красный Крест) мама родила 22 октября 1938 года Алину. Она была названа мамой по имени одной из героинь «Евгения Онегина» — любимейшего романа. Миниатюрное издание его 1944 года я часто видела в руках мамы, когда она вечерами ждала возвращения отца с занятий Вечернего Университета Марксизма-Ленинизма. Этот томик сейчас стоит у нас дома за стеклом. Через 4 года здесь же родилась и я.  Жизнь семьи продолжалась.

*  *  *

«Не тратьте время зря, это материал, из которого состоит жизнь»

Мне всегда казалось, что рай должен быть чем-то вроде библиотеки.

Хорхе Луис Борхес

Чтение как образ жизни

Я писала раньше, что с Алиной мы существовали довольно дружно за исключением некоторых моментов. Так вот эти моменты  — это борьба за первочтение очередной принесенной отцом книги. Особенно если это был долгожданный том библиотеки приключений или сочинений Жюль Верна. Тут уж было настоящее сражение. Мы вцеплялись в волосы, валтузили друг друга, стараясь перехватить желанную добычу. Отец посмеивался над нами, но и сам почти немедленно приступал к чтению очередной новинки, пополнившей его библиотеку.

Читали мы много. Самые любимые книги -  перечитывали.  Я очень любила «Девочку из города» Воронковой. На всю жизнь впечатлила сцена купания девочки-беженки в печке, которая топилась по-черному. Читая другую книгу, очень переживала за белого кота, которого мальчик сдал в ломбард в залог. А вот названия книги не помню. Кажется, это даже была какая-то классика. Сильное впечатление оставил «Слепой музыкант» Короленко. Кстати, недавно на даче перечитала эту книгу и была поражена и восхищена передачей писателем ощущений слепого ребенка от буйствующей природы в весеннюю пору.

Ну, и конечно «Хижина дяди Тома». Это про нас писал Сергей Михалков в стихотворении, описывающем реакцию детской аудитории на спектакль по этой книге, а именно – на сцену с продажей рабов:

Кто купит негра? Кто богат?-

Плантатор набивает цену.

И гневно зрители глядят

Из темноты на эту сцену.

«Кто больше?.. Раз!.. Кто больше?.. Два!..»

И вдруг из зрительного зала,

Шепча какие-то слова,

На сцену девочка вбежала.

Все расступились перед ней.

Чуть не упал торгаш со стула,

Когда девчушка пять рублей

Ему, волнуясь, протянула.

Она молчала и ждала,

И это та была минута,

Когда в порыве против Зла

Добро сильнее, чем валюта!

И воцарилась тишина,

Согретая дыханьем зала,

И вся Советская страна

За этой девочкой стояла…

Было столько эмоций, связанных с этой книгой, что ничего бы не изменило знание того, что появившаяся в Америке в 1851–1852 годах и в первый же год разошедшаяся небывалым тиражом (более 300 тысяч экземпляров), эта книга стала мощным оружием в борьбе против рабства. Не случайно президент США Авраам Линкольн назвал автора  — писательницу Бичер-Стоу — «маленькой женщиной, начавшей большую войну». Имеется в ввиду война Севера с Югом  в  Америке.

Книга «Хижина дяди Тома» была 59 раз издана в СССР. В годы холодной войны книга была убедительным аргументом для защиты от обвинения со стороны Америки в отсутствии в СССР демократии. В том смысле, что  «вы нас обвиняете, а сами как к неграм относитесь?!».

В самой Америке книга в каждое время вызвала как негативные, так и

положительные отзывы. К концу же ХХ века требования так называемой политкорректности, активным образом утверждавшейся при президентстве Клинтона, и вовсе исключили «Хижину дяди Тома» из круга чтения. Был осужден текст, где фигурируют «негры» (теперь надо говорить «афроамериканцы»), рассуждения о биологической и интеллектуальной неполноценности черной расы (пусть они высказаны отнюдь не положительным персонажем), упоминания о необходимости религиозной веры как единственной основы человеческой гуманности (идеология во времена Клинтона имела ярко выраженный антирелигиозный характер). Впрочем, эти упоминания в СССР были вычеркнуты сразу, при первом же издании. Оказывается, мы читали книгу в сокращенном варианте. Страна атеистов выкинула из книги страницы, подающие поведение главного героя с евангелических позиций.

Продолжение следует