Именно так, через свое, личное – будь то ладошка в граните или рассказ мамы об ужасах холокоста подростку, который сидит на стуле краковского гетто, формируется не гранитно-официозная, а живая, прочувствованная память о том, какой ужас творился на земле 70 лет назад.
Ничего не имею против памятников маршалам, но как-то под бронзовыми конями Жукова или только что установленного в Москве Рокосcовского, как и под гигантской стелой Церетели на Поклонной горе о жертвах войны, о том, кто виноват в их гибели, и как сделать так, чтобы войн больше не было, задумываешься меньше, чем споткнувшись о железную туфельку на набережной Дуная или спускаясь по лестнице в минскую «Яму».
Подробнее