Шутки плохи
Над кем смеются сегодня российские пранкеры и другие юмористы
«Газета.Ru» 14.03.2016, 20:42
Владимир Мусаэльян/ТАСС
Превращение человеческих трагедий и серьезных вопросов, которые встают перед обществом, в фарс и розыгрыш — примета юмора нашего времени. Только этот юмор куда больше похож на банальное глумление, а подчас и самодовольное хамство. Потому что шутки и розыгрыши все чаще обращены в сторону тех, кого государство назначает врагами, и все реже в адрес самих себя или людей во власти.
Два российских пранкера с кличками Лексус и Вован дали интервью известной британской газете «Гардиан», где, в частности, заявили, что никогда «не будут шутить над Путиным, ибо не хотят вредить своей стране». Видимо, им кажется, что, разыгрывая сидящую в СИЗО женщину, объявившую сухую голодовку (что вообще-то не смешно ни с какой точки зрения), они приносят стране большую пользу. И почему шутка над лидером непременно наносит вред стране, тоже непонятно. Хороший юмор делает любого политика человечнее и как бы ближе. Это значит, что и ему не чужда самоирония. Но пранкеры не дали российскому президенту даже такой возможности.
Отрицая в том же интервью свое сотрудничество с российскими спецслужбами, шутники при этом внимательно следят за новостной повесткой.
На волне роста официальной гомофобии в России — разыгрывают Элтона Джона. На волне украинофобии — дозваниваются прямо в личный самолет Петра Порошенко.
На волне поиска внутренних врагов, ответственных за распад СССР, — смело шутят над Михаилом Горбачевым. В феврале, на пике антитурецких настроений, дозваниваются от имени Порошенко и Яценюка турецкому лидеру Эрдогану, предлагая ему объединиться против России, на что тот якобы отвечает согласием.
Кто-нибудь слышал о том, чтобы можно было просто так, без всякой спецсвязи, адъютантов «первой приемной» и прочих атрибутов безопасности первого лица,
дозвониться президенту страны, якобы просто представившись президентом другой страны? Это не по мобильнику другу набрать.
В разгар суда над Надеждой Савченко «телефонисты», по сути, подделывают письмо лидера другого государства, объясняя свой поступок гуманизмом и весело похохатывая над легковерными адвокатами подсудимой, переводя их в разряд клоунов, а человеческую трагедию — в фарс. То, как сами они при этом выглядят, еще сильнее подрывая и без того не блестящий имидж страны в мире, их, кажется, не особо заботит.
Тот же прием превращения любой, самой важной темы в клоунаду успешно осваивают в соцсетях так называемые ольгинские тролли — их хамские остроты волей-неволей уводят дискуссию в тональность «сам дурак», где она и глохнет.
Нежелание шутить в адрес Путина пранкеры объясняют «внутренней цензурой». Действительно, любой комик имеет право сам выбирать, над чем или кем смеяться.
Вот только почему-то большинство наших шутников (как профессиональных, так и самодеятельных) предпочитают сегодня иронизировать над теми, кто не может им ответить. Или над теми, кто официальной пропагандой отнесен к врагам.
МИД едко высмеивает Обаму, Меркель или их пресс-секретарей. Патриоты на бюджете изготавливают майки с надписью «Не смешите мои Искандеры» в ответ на санкции. Хотя реальные санкции уже не смешат в России никого, а наши собственные и вовсе превратились в «бомбардировки Воронежа».
Официальный представитель СК Владимир Маркин — тоже любитель острого слова — то использует в шутке историю с задержанным, которого изнасиловали до смерти бутылкой из-под шампанского («современные бесконтактные методики допросов позволили полицейским Татарстана отказаться от применения бутылок»). То иронизирует насчет допроса режиссера фильма «Срок» про «болотную» оппозицию Павла Костомарова («В чем проблема, что к нему следователи пришли в 7 утра? Это чтобы человека застать дома, проще утром прийти. В чем проблема, в 7 часов?»).
Кто-то пробовал, прежде чем пошутить, поставить себя на место тех, кто оказался в том отделении полиции, или представил, что бы он чувствовал, если бы к нему пришла группа в 7 утра?
Большим шутником в адрес оппозиции зарекомендовал себя в последнее время глава Чечни Рамзан Кадыров. Не смешно. Особенно после того, как уже убит Борис Немцов, избиты и ограблены правозащитники и журналисты.
Наши государственные юмористы, имея за спиной властный (причем часто силовой) ресурс, охотно шутят над слабыми и беззащитными. И чем грубее эти шутки, тем меньше они похожи на юмор, иронию или даже сарказм в информационной войне, и тем больше на чистое глумление над теми, кто не может ответить. Вызывая скорее брезгливость, чем улыбку. Потому что над болью шутить не надо.
Почему бы тем же пранкерам не разыграть, например, кого-нибудь из семьи Ротенбергов, сообщив от имени помощника президента или главы Минтранса, что государство решило отказаться от системы «Платон», и всей страной посмеяться над ответом. Народ точно будет доволен… Можно попробовать дозвониться до секретаря Совбеза Николая Патрушева и от первого лица поручить ему официально заявить о сдаче Москвой Асада. Вот было бы смешно. Все бы обсмеялись? А ведь совсем не смешно. Тогда почему кто-то думает, что смех над заключенным — это отличный повод для шуток?
Иронией, как давно замечено, является лишь то, что исходит от слабого по отношению к сильному — государству, власти, армии, стране, правительству и т.д. Обратная история — это, как правило, самодовольное осмеяние и хамство. Из серии мы крутые, а все остальные — слабаки. Впрочем, части российских граждан это даже нравится. Многим кажется, что это и есть признак сильной державы, вставшей с колен. Ведь это он, враг, смешной, а я — не смешной, я остроумный.
Когда шутят над нами — это оскорбление наших чувств. А когда мы над другими — это наши остроумие и смелость.
Между тем в нормальной уважающей себя стране шутки про всех, включая президента, — обязательный элемент политической культуры. Тот же Обама вынужден парировать дурашливые, а иногда и откровенно дурацкие вопросы в комедийных телешоу, которые всегда имеет в своей сетке канал, претендующий на звание общенационального. И уж точно никакая шутка про президента не может «навредить стране», как считают наши пранкеры Лексус и Вован — кстати, почему они вообще называются американским словом «пранкеры»? Надо срочно придумать патриотический русский эквивалент, раз уж мы считаем Америку врагом.
Здоровая нация смеется прежде всего над собой. В России еще относительно недавно, в самом начале этого века, было именно так. Была программа «Куклы», которую сейчас показывают лишь в музее Бориса Ельцина. Потом куда менее острый «Прожекторперисхилтон», но и его убрали с экрана. Остался лишь старый КВН, в котором если и шутят про власть, то либо издеваясь над иностранными правителями, либо восхваляя своих.
Юмор на службе пропаганды Россия уже проходила. В ответ на это возникло настоящее сатирическое подполье: анекдоты про вождей, шутки про советские системные пороки вроде дефицита продуктов, про цензуру и борьбу со свободой слова. Но СССР развалила скорее казенная ложь, а вовсе не эти шутки.
Сила сильного в том, чтобы не бояться шуток над собой. В этом, собственно, и есть его величие. Он смотрит на себя и на мир с долей иронии. И позволяет это делать другим.
«Газета.Ru» 14.03.2016, 20:42
Владимир Мусаэльян/ТАСС
Превращение человеческих трагедий и серьезных вопросов, которые встают перед обществом, в фарс и розыгрыш — примета юмора нашего времени. Только этот юмор куда больше похож на банальное глумление, а подчас и самодовольное хамство. Потому что шутки и розыгрыши все чаще обращены в сторону тех, кого государство назначает врагами, и все реже в адрес самих себя или людей во власти.
Два российских пранкера с кличками Лексус и Вован дали интервью известной британской газете «Гардиан», где, в частности, заявили, что никогда «не будут шутить над Путиным, ибо не хотят вредить своей стране». Видимо, им кажется, что, разыгрывая сидящую в СИЗО женщину, объявившую сухую голодовку (что вообще-то не смешно ни с какой точки зрения), они приносят стране большую пользу. И почему шутка над лидером непременно наносит вред стране, тоже непонятно. Хороший юмор делает любого политика человечнее и как бы ближе. Это значит, что и ему не чужда самоирония. Но пранкеры не дали российскому президенту даже такой возможности.
Отрицая в том же интервью свое сотрудничество с российскими спецслужбами, шутники при этом внимательно следят за новостной повесткой.
На волне роста официальной гомофобии в России — разыгрывают Элтона Джона. На волне украинофобии — дозваниваются прямо в личный самолет Петра Порошенко.
На волне поиска внутренних врагов, ответственных за распад СССР, — смело шутят над Михаилом Горбачевым. В феврале, на пике антитурецких настроений, дозваниваются от имени Порошенко и Яценюка турецкому лидеру Эрдогану, предлагая ему объединиться против России, на что тот якобы отвечает согласием.
Кто-нибудь слышал о том, чтобы можно было просто так, без всякой спецсвязи, адъютантов «первой приемной» и прочих атрибутов безопасности первого лица,
дозвониться президенту страны, якобы просто представившись президентом другой страны? Это не по мобильнику другу набрать.
В разгар суда над Надеждой Савченко «телефонисты», по сути, подделывают письмо лидера другого государства, объясняя свой поступок гуманизмом и весело похохатывая над легковерными адвокатами подсудимой, переводя их в разряд клоунов, а человеческую трагедию — в фарс. То, как сами они при этом выглядят, еще сильнее подрывая и без того не блестящий имидж страны в мире, их, кажется, не особо заботит.
Тот же прием превращения любой, самой важной темы в клоунаду успешно осваивают в соцсетях так называемые ольгинские тролли — их хамские остроты волей-неволей уводят дискуссию в тональность «сам дурак», где она и глохнет.
Нежелание шутить в адрес Путина пранкеры объясняют «внутренней цензурой». Действительно, любой комик имеет право сам выбирать, над чем или кем смеяться.
Вот только почему-то большинство наших шутников (как профессиональных, так и самодеятельных) предпочитают сегодня иронизировать над теми, кто не может им ответить. Или над теми, кто официальной пропагандой отнесен к врагам.
МИД едко высмеивает Обаму, Меркель или их пресс-секретарей. Патриоты на бюджете изготавливают майки с надписью «Не смешите мои Искандеры» в ответ на санкции. Хотя реальные санкции уже не смешат в России никого, а наши собственные и вовсе превратились в «бомбардировки Воронежа».
Официальный представитель СК Владимир Маркин — тоже любитель острого слова — то использует в шутке историю с задержанным, которого изнасиловали до смерти бутылкой из-под шампанского («современные бесконтактные методики допросов позволили полицейским Татарстана отказаться от применения бутылок»). То иронизирует насчет допроса режиссера фильма «Срок» про «болотную» оппозицию Павла Костомарова («В чем проблема, что к нему следователи пришли в 7 утра? Это чтобы человека застать дома, проще утром прийти. В чем проблема, в 7 часов?»).
Кто-то пробовал, прежде чем пошутить, поставить себя на место тех, кто оказался в том отделении полиции, или представил, что бы он чувствовал, если бы к нему пришла группа в 7 утра?
Большим шутником в адрес оппозиции зарекомендовал себя в последнее время глава Чечни Рамзан Кадыров. Не смешно. Особенно после того, как уже убит Борис Немцов, избиты и ограблены правозащитники и журналисты.
Наши государственные юмористы, имея за спиной властный (причем часто силовой) ресурс, охотно шутят над слабыми и беззащитными. И чем грубее эти шутки, тем меньше они похожи на юмор, иронию или даже сарказм в информационной войне, и тем больше на чистое глумление над теми, кто не может ответить. Вызывая скорее брезгливость, чем улыбку. Потому что над болью шутить не надо.
Почему бы тем же пранкерам не разыграть, например, кого-нибудь из семьи Ротенбергов, сообщив от имени помощника президента или главы Минтранса, что государство решило отказаться от системы «Платон», и всей страной посмеяться над ответом. Народ точно будет доволен… Можно попробовать дозвониться до секретаря Совбеза Николая Патрушева и от первого лица поручить ему официально заявить о сдаче Москвой Асада. Вот было бы смешно. Все бы обсмеялись? А ведь совсем не смешно. Тогда почему кто-то думает, что смех над заключенным — это отличный повод для шуток?
Иронией, как давно замечено, является лишь то, что исходит от слабого по отношению к сильному — государству, власти, армии, стране, правительству и т.д. Обратная история — это, как правило, самодовольное осмеяние и хамство. Из серии мы крутые, а все остальные — слабаки. Впрочем, части российских граждан это даже нравится. Многим кажется, что это и есть признак сильной державы, вставшей с колен. Ведь это он, враг, смешной, а я — не смешной, я остроумный.
Когда шутят над нами — это оскорбление наших чувств. А когда мы над другими — это наши остроумие и смелость.
Между тем в нормальной уважающей себя стране шутки про всех, включая президента, — обязательный элемент политической культуры. Тот же Обама вынужден парировать дурашливые, а иногда и откровенно дурацкие вопросы в комедийных телешоу, которые всегда имеет в своей сетке канал, претендующий на звание общенационального. И уж точно никакая шутка про президента не может «навредить стране», как считают наши пранкеры Лексус и Вован — кстати, почему они вообще называются американским словом «пранкеры»? Надо срочно придумать патриотический русский эквивалент, раз уж мы считаем Америку врагом.
Здоровая нация смеется прежде всего над собой. В России еще относительно недавно, в самом начале этого века, было именно так. Была программа «Куклы», которую сейчас показывают лишь в музее Бориса Ельцина. Потом куда менее острый «Прожекторперисхилтон», но и его убрали с экрана. Остался лишь старый КВН, в котором если и шутят про власть, то либо издеваясь над иностранными правителями, либо восхваляя своих.
Юмор на службе пропаганды Россия уже проходила. В ответ на это возникло настоящее сатирическое подполье: анекдоты про вождей, шутки про советские системные пороки вроде дефицита продуктов, про цензуру и борьбу со свободой слова. Но СССР развалила скорее казенная ложь, а вовсе не эти шутки.
Сила сильного в том, чтобы не бояться шуток над собой. В этом, собственно, и есть его величие. Он смотрит на себя и на мир с долей иронии. И позволяет это делать другим.