среда, августа 17, 2016

Впервые за последние 25 лет мы наблюдаем настолько серьезное ухудшение отношений между Россией и Западом

Российская внешняя политика и политика безопасности

АЛЕКСЕЙ АРБАТОВ
Интервью Карнеги 01 июля 2016


Россия и Запад обмениваются обвинениями в провокационных действиях, нарушении равновесия, посягательствах на интересы друг друга. Чтобы вынудить Россию пересмотреть политику на Украине и в других регионах Европы, против нее были введены санкции. Но Россию это не останавливает, и вопрос, какие цели она преследует, становится для Запада все более важным.

Впервые за последние 25 лет мы наблюдаем настолько серьезное ухудшение отношений между Россией и Западом. Из-за присоединения Крыма и необъявленной войны на востоке Украины вернулся страх перед новой холодной войной в Европе, а после начала российской военной операции в Сирии Москва вновь обрела утраченный четверть века назад статус одного из ведущих игроков на Ближнем Востоке. Россия и Запад обмениваются обвинениями в провокационных действиях, нарушении равновесия, посягательствах на интересы друг друга. Чтобы вынудить Россию пересмотреть политику на Украине и в других регионах Европы, против нее были введены санкции. Но Россию это не останавливает, и вопрос, какие цели она преследует, становится для Запада все более важным.

В интервью сотрудникам Фонда Карнеги в Вашингтоне Алексей Арбатов рассказывает об основных факторах, формирующих российскую внешнюю политику, и ее целях.

На чем строится внешняя политика России в последние годы?

Будет ли Россия придерживаться нынешнего курса и дальше или существует вероятность, что ее стратегия изменится?

Почему внимание России до сих пор приковано к США?

Как будут развиваться отношения России с США?

Когда в Сирию был отправлен российский военный контингент, звучали опасения, что Москва переоценила свои возможности. Что можно сказать об этом сейчас?

Что представляет собой внешнеполитическая доктрина Путина после аннексии Крыма?

Как российская внешняя политика реагирует на постоянное изменение международной обстановки?

На чем строится внешняя политика России в последние годы?


Если в 2011–2013 годах международная политика России была обусловлена в основном внешними факторами, то с 2014 года она все больше связана с внутренней ситуацией. Вызов Западу оказался эффективным инструментом политической консолидации населения.
Поначалу напор Москвы был реакцией на предполагаемое несправедливое отношение Запада в предыдущие два десятилетия, его стремление к экспансии и произвол в применении силы. Именно эти вопросы президент Путин поднял в своем выступлении на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году. Первая военная «контратака» России произошла в Грузии в 2008 году, вторая — на Украине в начале 2014-го.

С 2012 года Москва взяла курс на активное сопротивление тому, что она считает гегемонией США и НАТО. В СМИ была развернута масштабная кампания против так называемой западной угрозы, в которой упоминались планы по установлению контроля над российскими сырьевыми ресурсами, присоединению к НАТО Украины и Грузии, развертыванию системы ПРО и вооружений для неядерного быстрого глобального удара. Россия приступила к наращиванию вооружений («Государственная программа вооружения — 2020» и связанные с ней закупки), проводит масштабные военные учения и испытания, формирует противостоящие Западу альянсы (в частности, в рамках Евразийского экономического союза, Шанхайской организации сотрудничества и группы БРИКС, в которую, помимо России, входят другие крупные страны с развивающейся рыночной экономикой — Бразилия, Индия, Китай и ЮАР).

Этот курс был основан на весьма оптимистичных прогнозах экономического роста: вероятно, планировалось, что к 2020 году военный бюджет России достигнет $200 млрд, при предполагаемом объеме ВВП в $5 триллионов — в 2,5 раза большем, чем в 2012 году ($2 триллиона). Прогноз предусматривал темпы роста, сравнимые с китайскими, — к чему Россия даже близко не подошла. На деле военный бюджет в 2015 году не достиг и $60 млрд.

Путин подозревал, что прием, который окажет ему Запад, когда он вернется в Кремль в 2012 году после четырех лет на посту премьер-министра, не будет теплым. Однако после массовых уличных акций протеста 2011–2012 годов антизападная позиция Кремля стала еще более радикальной — акции были восприняты как попытка свергнуть политический строй в государстве, противостоящем американской гегемонии. Москва усилила акцент на «традиционных российских ценностях» и начала поворот на Восток — чтобы оградить страну от западной политической модели, в которой Кремль видит латентную угрозу построенной им системе.

На этом фоне разворот Украины на Запад и вторая «цветная революция» в Киеве в начале 2014 года были восприняты как геополитический вызов России и лично Путину, что, в свою очередь, спровоцировало жесткий ответ Москвы в Крыму и на Донбассе.

Из-за экономического кризиса, западных санкций и падения цен на нефть страх перед тем, что в России может произойти своя «цветная революция», только усилился. Кремль ответил ужесточением политического контроля внутри страны и увеличением давления на существующие оппозиционные организации. Во внешней политике его реакция на экономические затруднения была прямо противоположна той, которую можно было бы ожидать от западной страны: Россия увеличила поддержку вооруженной оппозиции в Донбассе, вмешалась в военный конфликт в Сирии и продолжила наращивать вооружения.

На данный момент (июнь 2016 года) эта тактика оправдывает себя. В стране, страдающей от «поствеймарского/постверсальского синдрома», жесткий курс Путина поддерживает подавляющее большинство населения. Несмотря на продолжающийся экономический кризис и другие социальные неурядицы, возвращение чувства национальной гордости (что среднестатистический россиянин ставит в заслугу Путину) обеспечивает президенту по-прежнему высокий рейтинг популярности.

Будет ли Россия придерживаться нынешнего курса и дальше или существует вероятность, что ее стратегия изменится?

Рост мощи и влияния Москвы сдерживают экономический кризис, увеличение числа противников, ненадежность союзников и усиливающаяся самоуверенность Китая, Индии, Ирана и других партнеров России. Но как это ни парадоксально, правящий режим не готов принимать радикальные меры, чтобы исправить ситуацию в экономике. Серьезные экономические реформы потребовали бы демократизации политической системы, а это может создать угрозу позициям правящей элиты и разрушить симбиоз между бизнесом и разросшимся как на дрожжах бюрократическим аппаратом. Естественно, элита не хочет рубить сук, на котором сидит. Она предпочитает поддерживать образ России как «осажденной крепости», апеллировать к традиционным ценностям: национальной гордости, патриотизму, сплочению вокруг лидера в условиях внешней и внутренней угрозы, превознося легендарную военную славу России и исторический процесс «собирания исконно русских земель».

Объективности ради следует отметить: при нынешних настроениях в обществе резкая дестабилизация социально-экономического положения, скорее всего, привела бы к власти партии и лидеров, представляющих крайние зоны политического спектра, — левых и националистов, занимающих еще более радикальную позицию, чем теперешняя элита.

Представление о том, что дела у Запада тоже идут далеко не лучшим образом, смягчает опасения по поводу экономического кризиса. Из ЕС выходит Британия, союз сталкивается с экономическими трудностями, проблемой беженцев и острыми внутренними разногласиями, в США предвыборная кампания приобрела гротескный характер. На фоне всего этого Россия не кажется себе такой уж слабой и отягощенной проблемами.

Тем не менее в 2016 году экономическая ситуация все-таки начала работать на деэскалацию конфликта с Западом. Недаром возник такой ажиотаж вокруг экономического форума в Санкт-Петербурге и каждодневное обсуждение темы снятия экономических санкций Евросоюза. Идеология, которая обеспечивает легитимность действующей власти, не позволит вернуться к курсу премьера Дмитрия Медведева на «партнерство с Западом ради модернизации» и даже к соответствующей риторике. Однако Кремль, возможно, готов к разрядке напряженности — если сможет в выгодном для себя свете подать это внутренней аудитории и создать впечатление, что Запад в конце концов уступил и впредь будет относиться к России как к равному партнеру.

Лозунг сегодняшнего дня — опора на собственные силы, но одновременно и неприятие изоляционизма. Внутренние экономические потребности России и ее заявка на статус великой державы обусловливают необходимость сотрудничества как с Востоком, так и с Западом. Однако Россия пока не нашла ответа на вопрос, как развивать сотрудничество с Западом и тем самым сближаться с ним, не подвергая опасности существующую в стране политическую систему. На Востоке России нужно найти способ не поддаться Китаю, обладающему подавляющим экономическим и демографическим превосходством, ибо в противном случае она может фактически утратить контроль над значительной частью своей территории и природных богатств.

Наиболее очевидный способ разрешить эти дилеммы — глубокие экономические реформы на основе политической демократизации, но такой вариант, увы, сегодня маловероятен.

Почему внимание России до сих пор приковано к США?

Нет, Соединенные Штаты уже не «враг номер один» — теперь это международный терроризм. Но антиамериканская кампания в СМИ, хотя ее интенсивность и снизилась, остается эффективным инструментом внутриполитической консолидации. США обвиняют в том, что они готовы сотрудничать с Россией в борьбе с террором только на словах, претендуют на мировое господство, вмешиваются в дела постсоветских государств и стремятся подорвать политический строй России. Пока власть считает главной внутренней угрозой либеральную оппозицию, противостояние с Вашингтоном останется важным инструментом внутренней политики. Эта ситуация может измениться, если в результате экономического кризиса в стране серьезно вырастет популярность коммунистов.

Как будут развиваться отношения России с США?

Россия не будет держаться русла американской внешней политики и продолжит сотрудничать с антиамерикански настроенными режимами и движениями (за исключением бесспорно террористических группировок). Москва будет активно сопротивляться экономической и политической экспансии Запада на постсоветском пространстве и требовать, чтобы Вашингтон вел с ней переговоры и шел на компромиссы по всем вопросам, вызывающим разногласия, а не пытался ее игнорировать или «обойти».

Хотелось бы надеяться, что относительно улучшатся условия для  сотрудничества по вопросам деэскалации военной конфронтации в Европе и Арктике, ограничения и нераспространения ядерных вооружений. К примеру, прецедент, созданный соглашением с Ираном, можно будет применить к другим странам, в частности к Северной Корее. Не исключено, что Москва проявит гибкость в Сирии, а также на Украине, откуда на определенных условиях будут выведены так называемые добровольцы и отпускники из состава регулярных войск, о которых в прошлом году говорил Захарченко.

Когда в Сирию был отправлен российский военный контингент, звучали опасения, что Москва переоценила свои возможности. Что можно сказать об этом сейчас?

Частичное сокращение масштабов операции, о котором Путин объявил в марте 2016 года, продемонстрировало, что Россия может быть гибкой и способна ограничивать свои затраты. Другое дело, что контрнаступление террористов ставит перед Москвой сложные вопросы: как добиться победы без ввода сухопутных войск и как, если войска все же придется ввести, не увязнуть в «новом Афганистане».

Что представляет собой внешнеполитическая доктрина Путина после аннексии Крыма?
Доктрина Путина в первую очередь состоит в утверждении России, несмотря на ее экономическую слабость, в статусе одного из мировых центров военного и политического влияния. Видимо, Кремль хочет увязать переговоры по важным для Запада проблемам, например контроля над ядерными вооружениями, с переговорами по вопросам, важным для России, в частности — снятия санкций и прекращения попыток ее изолировать. Кроме того, он хочет, чтобы Запад не использовал свои отношения с Россией как инструмент давления на ее внутреннюю политику. Между риторикой и реальной политикой существует строгое (зачастую циничное) разграничение, к тому же Москва не верит в искренность Запада, когда он продвигает свои ценности. Наконец, как во внутренней, так и во внешней политике есть очень большой акцент на пиар, пристрастие к «спецэффектам» и неожиданным ходам. В конечном итоге Путин, судя по всему, больше всего не хочет создавать впечатление слабости, да и не может себе этого позволить.

Как российская внешняя политика реагирует на постоянное изменение международной обстановки?

Событий, с которыми вынуждена считаться Россия, все больше, а сами они становятся все сложнее, что не может не сказываться на работе механизмов, отвечающих за формирование внешнеполитического курса. В основном они выдают ответную реакцию — решения принимаются по конкретным случаям и обусловливаются тактическими соображениями, при этом реакция других сторон особо не учитывается. В процессе участвует весьма узкий, замкнутый круг лиц — окружающие Путина высокопоставленные чиновники и лояльные советники, а порой решения принимаются одним человеком. Их интеллектуальный потенциал и жизненный опыт служат основой практической политики. Механизм и мотивы принятия решений — тайна за семью печатями, они абсолютно непрозрачны. Их угадывание задним числом — любимое занятие политтехнологов и журналистов.

Кремль, несомненно, считает, что в 2012–2015 годах он продемонстрировал Соединенным Штатам и всему миру, что настроен решительно и пойдет до конца в защите того, что считает своими интересами (суверенитетом). Сейчас Путин, вероятно, хотел бы реализовать цели своих первых двух президентских сроков: наладить сотрудничество с Западом на равных и при этом поддерживать близкие отношения с теми незападными государствами, которые готовы не ставить отношения с Россией в зависимость от характера ее политической системы и ее действий на том пространстве, которое она считает своей сферой влияния.

Как в этой ситуации вести себя Соединенным Штатам? Не мне им советовать. Хочу только подчеркнуть, что курс конфронтации последних лет впервые за три прошедших десятилетия возродил реальную угрозу вооруженного конфликта между Россией и НАТО с перспективой быстрой эскалации к глобальной ядерной войне, что еще недавно казалось совершенно немыслимым. Исключить такую вероятность — вот что должно быть высшим приоритетом для обеих сторон вместе с использованием дипломатии урегулирования кризисов и контроля над вооружениями, какие бы противоречия их сейчас ни разделяли. Если это получится, все остальные проблемы мы рано или поздно решим. Если нет — решать будет нечего и некому.



Read more at: