Извне очевидно, что будущее – это главное, что власти украли у России

Yuri Savelich originally shared:

Илья Пономарев сегодня об эмиграции: "Вот уже скоро девять месяцев, как я нахожусь вне родины. На днях в компании украинских друзей «отметил» крымские годовщины. Сначала годовщину референдума, потом годовщину официальной церемонии в Кремле, а затем и годовщину памятного голосования в Думе. А заодно и годовщину торжественного вступления в ряды «пятой колонны» и получения звания «национал-предателя». Выпили, не чокаясь, за Россию, которой уже нет с нами…



Меня много раз в жизни подбивали уехать. Возможности были – я работал и в крупнейшей транснациональной корпорации, и руководил венчурным фондом, и давал советы правительствам разных стран. Последний раз со мной проводил воспитательную работу один высокопоставленный российский чиновник – мол, «если вы, Илья Владимирович, решите все-таки уехать, мы вас преследовать не будем. Подумайте!». Я подумал – и не уехал. В итоге «уехали» меня, заморозив счета, пока я был в отъезде по нашим новосибирским делам, пытаясь уговорить несколько компаний из США обратить-таки внимание на планирующийся мост через реку Обь.

Помнится, когда в 2009-м началась «новая американская политика перезагрузки», у Госдепа вышел конфуз – вместо «перезагрузка» на символической красной кнопке было написано «перегрузка». Я это вспомнил очень хорошо одним августовским калифорнийским утром, когда меня разбудил корреспондент «Независимой газеты» с неожиданным для конкурирующего издания вопросом, читал ли я последние «Известия». Я не читал, потому что спал – в Америке была еще глубокая ночь, в чем честно и признался. «Хорошо, вы прочтите, а я перезвоню». Повесив трубку, я увидел 80 пропущенных звонков. Похоже, надо было действительно срочно прочесть.

Тем более что за два дня до этого те же «Известия» со ссылкой на «премьер-министра Крыма» Сергея Аксенова сообщили, что меня прямо на машине утопили в Керченском проливе. В доказательство приводилось фото машины, правда, стоящей на суше и не моей. Тогда еще помимо встревоженных жены, детей, родителей и Дмитрия Гудкова позвонил один сотрудник той самой администрации и вкрадчиво поинтересовался, по-прежнему ли я собираюсь на внеочередную сессию парламента в Крыму 14 августа? Я, конечно, собирался и даже уже взял билет. Похоже, это был неправильный ответ. Так что очередные «Известия» со ссылкой на источники среди судебных приставов сообщили, что по итогам «дела Сколково» мои счета арестованы, а возможность пересечения госграницы закрыта. Даже интересно, в каком именно кабинете на Старой площади сидели эти самые «источники»…

Пошарив по карманам, я понял, что после блокировки счетов мой совокупный капитал составляет 21 доллар. Движимый нехорошим предчувствием, я побежал к ближайшему банкомату. Внутренний голос на сей раз не обманул: вставив думскую зарплатную карточку и получив в ответ сообщение об ошибке, я понял, что больше денег и не будет. Я не знаю, каким образом об этом узнали в отеле, но съехать оттуда пришлось уже на следующий день.

Сказать, что на адаптацию на Западе ушло много времени, будет преувеличением. Было несколько обидно, что большинство старых российских друзей предпочло рассосаться в воздухе, чтобы избежать просьб занять денег; зато тусовка в Кремниевой долине тут же накидала мелких просьб помочь их стартапам, которые можно было выполнить за деньги, не нарушив при этом жестких требований закона о статусе депутата и иммиграционного законодательства США. Собственно, это и натолкнуло меня на то, чем надо заниматься.

Русские за границей – удивительный феномен, который многое объясняет и в нашем национальном характере, и в самой России. Во-первых, мы одна из самых предприимчивых наций (чего стоят Google, Evernote, Firechat, Paypal, Whatsapp, Viber, Skype, много чего еще – все это глобальные продукты, сделанные выходцами из бывшего СССР). Во-вторых, только у нас нет как таковой диаспоры – организованной группы соотечественников, помогающих друг другу. Есть, правда, спаянные белогвардейцы, эмигранты первой волны, но даже они стали скорее «клубом по интересам», не перемешиваясь с «простолюдинами», выехавшими в то же самое время. В итоге одна из самых больших этнических групп (только в Северной Америке около 6 млн русскоязычных, согласно переписи населения) разобщена и дезорганизована.

Воздух свободы пьянит. Количество возможностей, открывающихся перед образованными, умными и предприимчивыми русскими за рубежом, настолько несравнимы с возможностями в России (если, конечно, не сравнивать с возможностями по распилу госбюджета) – что каждый быстро погружается в свое дело и начинает ценить свой успех, обороняя его от конкурентов, прежде всего – соотечественников. Обычные для нашей страны проблемы начинают казаться такими далекими и дурацкими; с тебя как будто снимают пресс, давящий сверху. Кто не пробовал, не поймет этого ощущения. Кто пробовал – того очень трудно убедить, что надо возвращаться и что-то делать с многострадальной родиной.

Кремниевая долина раскрепощает особенно. Здесь вообще начинает казаться, что можно обойтись без государства и без принуждения извне. Именно здесь собираются мечтатели всех сортов – и они придумывают будущее.


Извне очевидно, что будущее – это главное, что власти украли у России. Деньги, за которыми охотится Алексей Навальный и его сторонники, потом. Никакой Крым и никакая стабильность не заменят ощущения, что у нас нет будущего. У нашей оппозиции есть злость и страсть – но тоже нет своего будущего, и это заметно всем нашим потенциальным сторонникам. У русских в Долине оно есть. И именно эту ценность надо вернуть домой. Кроме нас, этого все равно никто не сделает – ни американцы, ни великие ученые, ни марсиане с неба. Уехавшие россияне вне политических пристрастий и государственных разводок – могут.

…Два года назад у меня была дискуссия с сыном – где учиться. Я ему говорил, что школу надо заканчивать в России, чтобы стать русским, а высшее образование получать на Западе, чтобы обрести горизонты. Он меня не послушал, сказал, что «его дом в России», и остался получать высшее образование на родине. Я, конечно, спорил, хоть втайне и гордился таким его решением. Осенью он сказал, что понял, что сделал ошибку… И вот это самое плохое последствие сегодняшней печальной годовщины. И на Западе я особенно остро чувствую, что должен это исправить и вернуться домой."
ист: