Есть ли у российских либералов сердце?
Об особенностях национальной политической кардио-логики
Станислав Минин
Обозреватель "Независимой газеты"
Владимир Путин во время «Прямой линии» сказал Алексею Кудрину, своему практически другу, что голова для выстраивания грамотной экономической политики – это хорошо, но нужно иметь еще и сердце. Если есть сердце, значит, народ доверяет. Если народ доверяет, то он любые действия власти поддержит и будет готов потерпеть, когда нужно. В начале 90-х власть с людьми не считалась, доверие потеряла, а потом тратила больше, чем должна была.
Известно, что либералы – существа башковитые, но бессердечные. Бабушку родную ограбят, лишь бы свести дебет с кредитом. Вот только на ситуацию начала 90-х можно смотреть иначе. Тогда был Ельцин, пользовавшийся и доверием, и поддержкой. Была группа реформаторов, которую Ельцин то прикрывал своим рейтингом, то бросал на произвол политической судьбы. Последнее происходило, в частности, под давлением лево-популистской и реваншистской оппозиции, у которой сердец было как у осьминога – сразу три. И это вопрос, что привело к дальнейшим бедствиям: жесткий рыночный курс или же неспособность власти его придерживаться – без ужимок, прыжков, послаблений для народа, который устал от реформ, правительственной чехарды. Точнее, для бессердечных либералов это вовсе не вопрос. Для их противников, к слову, тоже.
Но пусть все будет так, как говорит президент. К счастью, эпоха бессердечья осталась в прошлом. Вот уже 15 лет в России сердобольная власть, доверие к ней у народа – заоблачное. И хочется спросить вдогонку «Прямой линии»: и что же? Каким образом власть использует этот кредит доверия? Что такого она попыталась совершить за прошедшие 15 лет, что неизбежно вызвало бы русский бунт, задействуй руководство исключительно серое вещество, не подключая предсердия, желудочки и митральный клапан?
Вот что говорит Путин по поводу курса рубля: «Но ведь мы что делали в последние годы? У нас опережающими темпами росла заработная плата. И она опережала темпы производительности труда. И вне зависимости от этих санкций курсовая коррекция была неизбежна. Неизбежна. И на самом деле правительству и Центральному банку эти санкции только помогли – можно сказать: «А, вот, мы из-за санкций вынуждены так себя вести». Не только из-за этого. А из-за того, что нам нужно более профессионально, и последовательно, и своевременно корректировать нашу экономическую политику. Это произошло, коррекция произошла».
В том, что российская власть прозорлива и ждет лишь удобного момента, чтобы реализовать давно и стратегически задуманное, я уже давно не сомневаюсь. Известно, например, что реформа избирательного законодательства в 2012 году в России произошла не потому, что люди вышли на улицы, а потому, что так оно и планировалось, ждали лишь сигнала, чтобы нажать на кнопку. Так же и с курсом нацвалюты. Давно хотели немного приспустить рубль. Раза в два. Но все ждали повода, а тут Запад, спасибо ему, с санкциями помог.
В принципе, это звучит вполне логично и даже правдоподобно в своей расчетливости. Но снова хочется спросить: а как же народное доверие? Где же результаты знаменитой кардиологической политики российской власти? Казалось бы, власть за прошедшие годы зарекомендовала себя наилучшим образом. Сколько было выборов – и всюду триумфальные победы, разгром противника на всех фронтах. Не слова, а дела, куча дел, просто атмосфера жуткой деятельности. Люди, в лихие девяностые катавшиеся по сырой земле в слезах, вдруг понемногу стали ощущать себя сыром в масле. Не просто доверие, а неподдельную любовь к национальному лидеру не удавалось спрятать за сухостью кадра даже традиционно сдержанному государственному телевидению. И в таких условиях лидеру достаточно просто обратиться к людям. Мол, граждане. Ситуация такая. Придется чуть-чуть подтянуть пояса. У нас зарплаты растут чуть быстрее, чем нужно. Хорошо бы нам скорректировать курс.
Но оказывается, что власти нужен повод. Нужна ситуация, в которой непопулярные решения всем кажутся обоснованными per se. Для политиков, пользующихся столь высоким доверием и имеющих сердце столь впечатляющих размеров, такая нерешительность просто удивительна.
 |
| Сердешные наши - Элита! |
Еще одно проявление народного доверия – в том, что ответы власти кажутся достаточными, а обещания успокаивают. Фермер не получает выделенных государством денег? Посмотрим, что там у вас происходит. Не верите статистике? А мы верим. Ваше предприятие убыточное? Но работаете же, значит, не все так плохо. Банки отказывались выдавать кредиты в рублях? Такого быть не может. Эти ответы должны казаться исчерпывающими. От сердца же. Фром зе харт, переводя на буржуйский.
Бессердечность либералов же проявляется не только в том, что они не слышат народной боли. Они самого русского человека хотят переделать. Вот он не может подняться со дна. Но он знает, что о нем точно думают двое – царь (или президент) и Бог. Их заботы и сочувствия достаточно. Человек понимает, что он в своем местоположении никак не виноват. Это просто случилось с ним. Его вытащат. Его полюбят и примут таким, какой он есть.
А либерал, этот Железный дровосек, которого Гудвин погнал с крыльца без подарка, хочет, чтобы такого привычного русского человека не было. Он рушит устои и волком вторгается в российскую пастораль. Его русский человек ни в какого царя не верит, а Бог у него протестантский, о его благосклонности можно судить лишь по тому, насколько успешно ты расталкиваешь противников на пути к успеху. Оказался на дне? Поднимайся сам, не жди протянутой руки. Не умеешь? Меняйся. Тебя в дверь? А ты в окно. Власть тебе говорит, что все будет хорошо? Не верь. Разберись сам, что значит – хорошо, и не слезай с власти, пока она тебе не скажет четко – что, где, когда и как. Не говорит? Значит, не голосуй за нее.
Либерал хочет через тяготы и лишения воспитать недоверчивого и неуправляемого человека, который предпочитает все делать сам. Нет ничего страшнее для России. И нет эксперимента бессердечнее.
