Идеология у Кремля есть, но она никому не известна
Она охраняется как военная тайна, а главное, воплощается не в текстах, а в действиях государства
Александр Рубцов
Vedomosti.ru
07.03.2014
Ситуация с Украиной неожиданно обострила проблему государственной идеологии. Приготовления к силовым действиям, хотя бы и демонстративные, требуют более или менее внятного идеологического, а не только политического и пропагандистского обеспечения. Без идеологии вообще не воюют — или заранее проигрывают. Да и в мирное время армия без идеологии тихо разлагается.
Однако у нас положение особое. Государство спорадически вторгается в идеологию, причем, как правило, бездарно, неграмотно и провально, особенно в культуре и образовании, не говоря о проституированной публицистике за гранью зла. Конституционный запрет на огосударствление идеологии пытаются обойти по гиблому болоту: государство-заказчик (т. е. чиновник) за «свои» (?!) деньги имеет право контролировать содержание фильмов и книжек (певцы госзаказа просто не осведомлены, откуда у государства деньги и чьи они). Впрочем, государственная идеология в стране уже есть, но теневая, охраняемая как военная тайна, а главное, воплощаемая даже не в текстах (хотя отчасти и в них), а непосредственно в действиях государства — в его военных и геополитических шагах. При желании этот комплекс идей и представлений можно задним числом реконструировать… по перемещению войск и видам вооружений. Уникальное идеологическое, вдруг обнаруживающее себя в прямом действии.
Считается, что все эти операции с Украиной воплощают сухой геостратегический, внутриполитический и т. п. расчет. Так думают и те, кто считает данный проект дальновидным и тонким, и те, для кого это заранее обреченная затея в диапазоне между ошибкой и преступлением. Есть и полагающие, что это импульсивная реакция, но таких немного, и это вряд ли, хотя эмоции порой зашкаливают и они объяснимы.
Тем не менее есть немало оснований и данных думать, что все эти планы и шаги скрепляет достаточно системная, эшелонированная, глубоко въевшаяся идеология, отчасти даже философия. Решительность и упертость с готовностью идти на запредельные жертвы питаются чувством безусловной исторической правоты, наличием сверхвысокой цели, оправдывающей средства. Здесь могут дрожать руки и голос, но мозг и сердце остаются твердокаменными: величие миссии спишет все. В такое скорее всего не поверят привыкшие во всем видеть только цинизм, конспирологию и шкурное радение. Но легче вникнуть в проблему, если относиться к мессианству безоценочно или критично («Всех смертных грехов опаснее восьмой — ложно ориентированная самоотдача» — Артур Кёстлер).
В такое «кредо», несомненно, входят думы об истории в целом, о глобальной справедливости, о судьбе и миссии России, о движении цивилизации и кризисе монополярного мира, о возможностях и задачах на постсоветском пространстве и т. п., включая представления о роли личности, вообще и своей. Этот комплекс идей может составлять монолит, который не сдвинуть никакой рациональностью, прагматикой, обструкцией и даже жестокими уроками реальности. Это не столько вербализованная конструкция, сколько образ мира и тип мирочувствия.
Эта публикация основана на статье «Идеология и война» из газеты «Ведомости» от 07.03.2014, №40 (3544).
Читайте далее:
