Росбалт, 03/06/2014 16:05
Новые контуры договора народа и власти
Негласный общественный пакт заключается между политической элитой и народом в любом государстве. И именно он является источником власти, а отнюдь не выборы, пусть даже самые легитимные. Механизмы согласования этого пакта сегодня сложны и зыбки. Тем не менее, в основе своей он мало чем отличается от договора времен неолита: вождь берет себе все лучшее, а взамен обещает, что племя будет сыто-обуто-одето и счастливо.
В каждой стране это неофициальное соглашение имеет свою специфику. И многие его нюансы никогда и никем не озвучиваются, потому что прописаны на скрижалях подсознания. Порой, если народ оказывается слишком покладистым, дело может зайти так далеко, как в свое время в Кампучии или сейчас в Северной Корее. И пенять тут не на кого: в силу сложных исторических причин люди в обеих этих странах согласились отдать слишком много своей свободы в обмен на то, что они считали усилением государства. Граждане Северной Корем, к примеру, действительно до определенной степени верят, что, если режим ослабнет, их страну уничтожат. Хотя эта вера уже очень далека от сегодняшних реалий и базируется на драматических событиях прошлого, которое до сих пор остается для северокорейцев настоящим.
По мнению ряда российских ученых, у нас в основе договора народа и власти веками лежало одно основное положение: власть должна обеспечивать расширение государственных границ, и за это народ готов терпеть многие ее выкрутасы. Если страна растет – значит, в целом движение происходит в верном направлении. Такой вот приоритет количества над качеством: главное, чтобы было много, а уж что с этим "много" делать — потом разберемся. Строго говоря, это анахронизм, оставшийся со времен великих географических открытий и охоты за "пряными островами". Сегодня расширение пространства происходит не столько в физическом, сколько в виртуальном измерении – в сфере культуры, языка, менталитета и системы ценностей… Тем не менее, как показывают события вокруг Фолклендских-Мальвинских островов, Гибралтара и других спорных территорий, архаическая борьба за физическое пространство по-прежнему продолжает волновать чувства наций, в том числе и самых продвинутых.
Распад СССР и последовавшая за ним угроза ослабления единства России нанесли серьезный удар по традиционному российскому пакту власть-народ. Некоторое время после этого наш общественный договор носил размытый характер, потом он начал постепенно трансформироваться. Однако еще при Ельцине наметились некие новые зыбкие контуры: власть декларировала движение в сторону Запада – экономическое, политическое, культурное и человеческое. И хотя довольно быстро стало ясно, что до реальной интеграции очень далеко, некий консенсус в стране сложился. Новая система ценностей, несмотря на множество противоречий и провалов, постепенно начала вырисовываться.
Основополагающими пунктами нового общественного договора стали рост материального благосостояния и открытость миру. Жертвы в пользу государства, затягивание поясов, разделение на "мы — они" постепенно уходили в прошлое. Путин, придя к власти, поначалу энергично продолжил движение в этом направлении. Предпринятые им изменения касались в большей степени персоналий, а не курса. Он отодвинул от властных рычагов группу крупных предпринимателей, слишком очевидно обогатившихся на разграблении государственного имущества, и привел на их место других – не так вызывающе упивающихся своими успехами в приватизации, не так откровенно ориентированных на Запад. Ну и, что немаловажно, обязанных своим процветанием лично Путину, а потому готовых откликаться на все его пожелания. Никакого протеста в стране это не вызвало, недовольство возникло лишь в очень узкой прослойке людей, связанных с предыдущей генерацией олигархов. Курс на интеграцию с Западом продолжался.
Подразумевалось, что этак лет через десять мы станем настолько близки с Европой, что и визы будут не нужны, и законы и общественные установки будут у нас если не одинаковые, то очень схожие. Исходя из этого переписывались учебные программы в школах и университетах, люди активно взялись за изучение английского. Мировое пространство стало постепенно восприниматься как часть нашего общего мира, а не враждебная и чуждая территория. Начали формироваться новые "глобальные русские" — не выпихнутые или бежавшие из страны, как это было в революцию и отчасти после Второй мировой войны, а свободные граждане свободной страны, которые решили попробовать себя в новых условиях. Конечно, не все в России шло прекрасно: запустить механизм самоуправления и саморегуляции в общественной жизни никак не удавалось, да и прописать какой-то ясный и выполнимый план развития экономики тоже не получалось… Тем не менее, на уровне отдельно взятого человека вектор движения все же был более-менее понятен — в Европу.
Негласный договор подразумевал, что власть обеспечивает стабильность и поступательность развития, охраняет страну от потрясений. В обществе был достигнут определенный консенсус: в России произошло слишком много драматических бурных событий, теперь нам нужен период спокойного развития, а там посмотрим… Именно это соглашение помогло Кремлю притушить выступления оппозиции в конце 2012 года — людям инстинктивно не хотелось открывать новую страницу борьбы за лучшее против терпимого.
Но вдруг от стабильности не осталось и следа. Об интеграции с Западом, по-видимому, тоже можно забыть. И это ставит под вопрос целый комплекс начинаний во всех сферах жизни. Если мы отказываемся от евроинтеграции, то тогда куда мы идем? Какой руководствуемся идеей? Какую строим экономику — самодостаточную? Это отнюдь не абстрактные вопросы. Миллионы людей в России связали свою жизнь и планы с развитием европейского вектора экономики. В Петербурге, например, въездной туризм становился серьезной статьей дохода, Петербургский международный экономический форум превратился в серьезное глобальное мероприятие, планировалось развертывание причалов для яхт со всего мира. Огромные вложенные деньги, десятки тысяч рабочих мест, перспективы развития — все это разом повисло в воздухе.
Похоже, сейчас мы возвращаемся к прежнему договору — нацеленному на расширение страны: власть демонстрирует готовность приращивать территорию самым что ни есть архаичным способом. На все остальные обстоятельства народу предлагается закрывать глаза. А обстоятельств этих немало. В частности, объективно говоря, драматическая ситуация с Украиной – результат полного провала российской дипломатии в Украине. Не на того человека сделали ставку, неверно просчитали ситуацию, не подстраховались связями с разными слоями украинской политической элиты и, наконец, оказались не готовы честно принять свой политический проигрыш и начать строить отношения с нуля. Вместо этого во всех грехах обвинили Украину, которая в мгновение ока превратилась в противника. Что, вообще говоря, противоестественно для российского общественного сознания — россияне определенно не давали власти полномочий превращать украинцев во врагов.
Как это ни удивительно, но прочность властной вертикали сейчас во многом строится на убеждении нашего народа, что США – мировое зло, которое мечтает уничтожить Россию. В реальности Штаты озабочены совсем другими проблемами, хотя, конечно, и там есть силы, сконцентрированные на борьбе с Россией, — современный мир вообще разнообразен, и в нем можно найти кого угодно. Но именно на живущем в российском подсознании со времен холодной войны образе врага играют сейчас государственные СМИ, и это ведет к оживлению целого сонма образов и идей из прошлого. Уже и призрак Сталина все более настойчиво стучится в дверь. В Петербурге, например, во время парада 9 мая представитель администрации, шедший впереди колонны ветеранов, нес портрет "вождя народов". Звучали даже цитаты из его речей — скажем, о том, что "Иосиф Виссарионович Сталин называл артиллерию богом войны". Это, собственно, к чему вдруг? Есть, видимо, некие незримые тайные связи, и, когда начинаешь тянуть за ниточку "Запад — враг", на белый свет вытягиваются и другие вещи.
Однако что же нам теперь предлагает власть вместо стабильности, роста благосостояния, интеграции с Европой, расширения свобод, открытости миру? На каком базисе будет строиться новое противостояние с Западом?
Некоторые политики в качестве козырной карты пытаются предъявить национализм. Однако разыграть его в полном объеме в многонациональной России, по счастью, невозможно.
Другой вариант – возвращение к социалистической идеологии в той или иной форме — потребовал бы существенной перестройки общества и привел к попытке бегства значительной части населения с большой суммой денег. Социализм мало приемлем и для самих представителей правящей элиты, которые совсем недавно влились в ряды крупных собственников и еще не насладилась всеми радостями обладания разнообразным движимым и недвижимым имуществом.
Еще один вариант — евразийство. Но наполнить этот термин конкретным содержанием за многие годы так и не удалось. Это понятие скорее поэтическое, чем рациональное. Власть же пытается нащупать вполне конкретные кирпичи, опираясь на которые можно отстроить систему ценностей, отграничивающую Россию от Запада. Отсюда — и абсурдистская и гипертрофированная борьба с людьми нетрадиционной сексуальной ориентации, и странные всплески оголтелой критики ювенальной юстиции. Зацепившись за нечто такое, к чему окажется наиболее чувствителен народ, власть попытается предложить альтернативную систему ценностей — очевидно, более консервативную и даже архаичную.
Разумеется, на идеологическом поле есть еще много чего, в том числе и зародыши тех идеологий, которые придут на смену современному западному обществу потребления. Однако, по-видимому, перепрыгнуть через определенные этапы развития невозможно. Не прошедшая через развитый капитализм Россия не готова воспринять идеологии будущего — проще цепляться за систему ценностей, обращенную в прошлое.
Татьяна Чеснокова
Подробнее:
