.jpg)
После присоединения Крыма рейтинг Путина достиг 83%. Slon поговорил с главой «Левада-центра» Львом Гудковым
о том, как менялось отношение россиян к президенту, какие из его действий вызывали недовольство населения, почему многие из числа его противников сегодня стали сторонниками, и еще – что и когда придет на смену восторгу, вызванному новыми территориальными приобретениями.
– Когда были зафиксированы исторические максимум и минимум рейтинга?
– Пик массовой поддержки Путина пришелся на август 2008 года. Это был момент всплеска «патриотических» настроений, вызванного войной с Грузией и антигрузинской пропагандой. Уже тогда были апробированы те приемы провоцирования насилия, риторика негативной мобилизации и оправдания применения военной силы Россией для защиты «своих» («фашистский режим Саакашвили», «геноцид», заговор против России, угроза «расширения НАТО» и пр.), которые в полной мере используются в нынешней войне с Украиной. Но практически сразу же после этого, уже осенью того же года, разразился финансово-экономический кризис, и рейтинг Путина пополз вниз.
Перспективу возвращения его в президентское кресло многие россияне, особенно более образованные горожане, восприняли с явным возмущением. К 2012 году стало заметно нарастающее недовольство Путиным: свыше 60% россиян говорили, что устали ожидать от него выполнения прежних обещаний, улучшения дел в экономике, повышения жизненного уровня, решения проблем в социальной сфере, и хотели, чтобы к власти пришел другой человек, с другой политической программой.
Схожие настроения, но в более слабой степени проявились уже в момент избрания Медведева в 2007 году, когда люди на какой-то короткий момент поверили в медведевскую болтовню о модернизации, институциональных реформах, создании правового государства и прочее. Разочарование, оставшееся от подставного президентства Медведева, накладывалось на тревогу российского среднего класса перед возвращением Путина и явным усилением репрессивного характера авторитарного режима.
– Поэтому их «рокировка» и вызвала такой негативный эффект и массовые антипутинские демонстрации.
– Протестные движения, поводом для которых стали фальсификации на выборах (хотя их масштаб был преувеличен), были выражением морального неприятия путинского консерватизма, смутного понимания нарастающей, но неизбежной деградации страны.
Вы одобряете или не одобряете деятельность Владимира Путина?
В последующие годы, по разным замерам, 45–47 процентов респондентов, опрошенных «Левада-центром», считали, что Путин не должен идти на следующие выборы (в 2018 году). Было бы лучше, полагали они, если бы появился другой человек, из другого политического лагеря, с другой политической программой развития страны.
Поэтому, даже несмотря на усиленные денежные вливания в социальный сектор и популистские жесты, уровень поддержки Путина перед президентскими выборами 2012 года был на минимуме (ниже, чем в январе 2005 года, во время кризиса, вызванного непродуманной монетизацией льгот) и снижался вплоть до осени 2013-го. Готовность голосовать за Путина на следующих выборах составляла в декабре прошлого – январе нынешнего года от 28 до 32 процентов.
Сегодня, после украинских событий, этот показатель поднялся до 49–50 процентов (учитывая планируемую явку, это означает, что он может получить в этом случае свыше 80 процентов голосов).
– То есть падение рейтинга Путина совпало с протестными акциями?
– И падение рейтинга, и движение протеста имеют общие причины. Тут важен тренд, а не отдельно взятые цифры.
Недовольство или разочарование Путиным можно свести к двум типам: первая группа причин характерна для более образованных и обеспеченных россиян, относящих себя к «среднему классу», чье благополучие связано с рыночной экономикой, правовыми институтами: здесь ясно понимание эволюционного тупика, в который неизбежно заводит страну авторитарное правление, перспектива национальной деградации, не сейчас, но и не в слишком отдаленном будущем.
Средний класс насторожено относился к возвращению Путина, и, когда стало ясно, что он возвращается, поднялась волна эмигрантских настроений – они охватили половину среднего класса. Каждый второй образованный и успешный в материальном плане молодой горожанин (в крупных городах) стал задумываться об отъезде. Люди осознавали несовместимость своего благополучия и перспектив и тоталитарного режима. Но сегодня и среди них можно говорить о поддержке крымской политики Путина или о реанимации имперских комплексов.
Второй тип причин для недовольства характерен для социально слабых групп, государственно зависимых групп населения, в первую очередь – жителей бедной и депрессивной провинции, пенсионеров, работников госсектора, сельского населения. Здесь недовольство связано не с блокированием институциональных реформ, а с отказом государства от выполнения социальных обязательств и обещаний. Это недовольство выражается как аморфное раздражение или экономические претензии к власти.
– А как рос рейтинг Путина с момента исторического минимума?
– Рейтинг представителей власти зависит от политики социальных выплат, в 2012 году готовность поверить в предвыборные обещания была ниже, чем в предыдущие электоральные кампании. Рейтинг Путина (одобрение его деятельности или доверие к нему) падал до декабря 2013 года и остановился перед Новым годом.
Потом началась пропагандистская кампания, связанная с Олимпиадой, патриотические мероприятия, телевизионные восторги по поводу сочинских спектаклей, натужная эйфория по поводу наших побед. Это был временный успех власти, после него должно было бы опять начаться снижение рейтинга, но Майдан или, точнее, российская реакция на изгнание Януковича переломила тренд массовых настроений.
Украинские события, точнее, крайне агрессивная и тотальная пропагандистская кампания против украинской демократии, свергшей коррумпированный режим Януковича, поддерживаемый Москвой, и дискредитации стремлений значительной части украинского общества к интеграции с Европой, пропаганды, заговорившей на языке войны, мобилизационной риторики борьбы с «бандеровцами», с «украинским фашизмом», резко изменила отношение россиян к власти.
Власть, которая до этого воспринималась как коррумпированная, эгоистическая, некомпетентная, мафиозная, повела себя в соответствии с прежними, еще советскими стандартами брежневской «супердержавы»: вернула Крым, продемонстрировала всему миру свой своеобразный характер, резко повысив тем самым свой символический статус в глазах россиян. Одобрение этих действий радикально усилило поддержку путинского режима, вернуло ему полноту легитимности. Эффектом пропаганды телевидения стало практически исчезновение различий в поддержке власти среди разных социальных групп!
– За счет каких людей вырос рейтинг Путина с исторического минимума до сегодняшней цифры?
– В первую очередь росла поддержка среди бюрократии, чиновников, бюджетников, работников госпредприятий. Люди с высшим образованием эти настроения подхватили, одобрили политику на Украине, а потом за ними потянулись и другие.
То есть это зависимые от государства категории работников и более образованные информированные группы, подключенные к происходящему, – они быстрее реагируют. Присоединение (фактически аннексию) Крыма поддержали более 80 процентов людей. Когда коллективное согласие достигает такого уровня, различия между респондентами из разных социальных страт и категорий стираются.
Осталась небольшая часть населения, испытывающая возмущение, стыд, чувство моральной подавленности по поводу украинских событий – это тоже образованные группы, но, как правило, занятые вне госсектора. И, конечно, остается еще какая-то часть людей, которые вообще пребывают вне политики: пожилые люди, домохозяйки, сельские жители, они вне актуальных политических процессов, они не интересуются происходящим за пределами круга проблем физического выживания. Основной ресурс поддержки Путина – это молодые россияне из провинции, бюрократия и государственный сектор.
– А кто не примкнул на крымской волне?
– Это очень небольшие в количественном плане группы населения, недовольные его политикой: от 7 до 13 процентов. Дать адекватное описание социально-групповых характеристик этих респондентов нельзя, в наших выборках они представлены в небольшом количестве, и разделять их на социально-профессиональные или возрастные группы не представляется возможным. Единственно, что можно о них с некоторой осторожностью сказать, что это скорее люди более образованные, 40–50 лет, более информированные, а потому – понимающие последствия такой политики.
Можно предполагать, что они заняты скорее в рыночном секторе экономики, обладают большим пространством деятельности и меньше зависят от власти и государства. Они чаще пользуются альтернативными источниками информации, это интернет. Но это мои предположения и экспертные оценки, они основываются на многолетнем опыте работы с данными социологических опросов; исходя из имеющихся опросов последних месяцев такие выводы, тем более статистически обоснованные, сделать нельзя – наполнение таких подгрупп в статистическом плане недостаточно.
– Имперские амбиции, они проснулись и среди тех, кто еще недавно хотел уезжать?
– В какой-то степени да. Идентификация себя с «великой державой» была и остается очень важным механизмом индивидуальной и коллективной компенсации состояния хронического чувства униженности в повседневной жизни, зависимости от произвола власти, социальной беспомощности и инфантильности, оборотной стороной слабого Я.
Такого рода комплексы неполноценности пребывали в последние десятилетия после краха СССР в спящем состоянии, но при общей интенсивной пропагандисткой кампании стали ощутимы. Тогда было настроение: «Ну, опять все то же самое»; а сейчас настроение, что «мы можем многое».
Из чего складывается отношение к Путину? За 10 лет мы видим (см. таблицу), что с начала 2000-х годов до 2008 года росло число симпатизирующих ему. В 2008-м оно составляло 49 процентов. Затем стало медленно снижаться, и, напротив, увеличилось число негативно воспринимающих его. 2012–2013 годы стали временем наименьшей поддержки Путина. После Крыма позитивное отношение восстановилось, в массовом сознании с его темными переживаниями своих фрустраций и аффектов причастности к государственной силе опять засветилось: «альтернативы Путину – нет».
Основа устойчивости массового отношения к Путину – политическая или общественная апатия и сознание искусственной безальтернативности «национального лидера», отсутствие реального политического выбора у населения, манипулируемость общественным мнением, с одной стороны, и патерналистские иллюзии, слабые надежды, что власть придет в чувство и сделает что-то хорошее для людей. Такое сознание – несущая конструкция авторитарных режимов.
Какими словами вы могли бы обозначить свое отношение к Владимиру Путину?
Сейчас эмиграционные настроения заметно ниже, чем они были в 2011–2012 годах. Сегодня 15–16 процентов россиян хотели бы уехать из страны (в 2011–2012 годах думали об этом 22%).
Российская политика на Украине, сочетающая военный шантаж и демагогию, дала мощную консолидацию населения вокруг власти. Голоса критиков явно стихли, а сами оппоненты оказались в информационном загоне, их влияние резко уменьшилось. Риторика «возрождения России как великой державы», которая сегодня «возвращает свои земли», а не теряет территории, как это было после распада СССР, защищает русских на Украине, которым угрожают националисты, бандеровцы, «киевская хунта», противостоит давлению и критике Запада и т.п. – все это имело сильный эффект квазиморальной консолидации, вызвало массовую поддержку действий властей.
Я не думаю, что волна патриотических переживаний и крымской эйфории спадет в ближайшие месяцы. Последствия этой политики будут ощущаться на протяжении десятилетий, как мы до сих пор не можем освободиться от последствий чеченской войны. В более серьезном и долговременном плане мы имеем дело с незавершенным процессом краха советской системы и неспособностью переработать и преодолеть советское тоталитарное прошлое.
– То есть всему причина – комплекс неполноценности?
– Вот есть человек, живущий от зарплаты до зарплаты, бедный, завистливо глядящий на то, как богатеет российская вороватая бюрократия, начальство, на те хоромы и «мерседесы», что показывает ему телевизионный экран. У него нет шансов на улучшение жизни, и он это понимает.
В его частном существовании ничего не изменилось и нет никаких перспектив на будущее, он постоянно живет с ощущением зависимости от произвола власти, своей незащищенности, подавленности обстоятельствами. Для него брежневское правление, когда «нас боялись и уважали», когда все жили скромно, но «зато мы делали ракеты», представляется на фоне сегодняшних коррупционных скандалов идеализированным временем расцвета «супердержавы».
Это очень важный механизм компенсации убожества и хронической бедности частной жизни, выражение комплексов неполноценности (и индивидуальных, и национальных).
Поэтому путинский агрессивный тон и по отношению к Западу, и по отношению к ближайшим соседям (как бы братским народам), демонстрация силы, освобождения от моральных ограничений, накладываемых Западом, соглашениями с ЕС (воплощением современной цивилизации), очень нравится нашим соотечественникам, повышает их самооценку, уважение к себе как гражданам сильной державы.
Вся эта риторика противостояния Западу, защита авторитета России, ее каких-то мнимых национальных интересов (за которыми ничего, кроме корпоративных интересов окружающих Путина кланов или заботы о самосохранения власти, не стоит) подняли и доверие, и одобрение Путина.
Внешняя политика – область символической представленности России в ряду других стран, декларации силы, угрозы всем другим, а не реальных успехов страны, все равно – экономических или технологических достижений.
Когда мы спрашиваем у населения, в каких областях Путин добился успехов, а в каких нет, то ответы обычно сводятся к следующему: его успехи в экономике, в борьбе с преступностью, с терроризмом и т.п. оцениваются как весьма скромные, жизненный уровень населения если и повысился, то не в той мере, в какой от него ждали, коррупция растет, социальные проблемы: здравоохранение, образование, транспортная или коммунальная инфраструктура – пребывают в состоянии деградации.
Но есть одна сфера его деятельности, которая всеми, включая и его политических оппонентов, признается как очень успешная: это область международных отношений. Считается, что он восстановил уважение к России на Западе, что Россия теперь такой же партнер самых развитых государств, что и другие члены G7. Населением это оценивается очень высоко.
– 83 процента – это уже потолок, дальше рейтингу некуда расти?
– В августе 2008 года его политику поддерживало несколько большее число россиян (87%). В апреле этого года негативно оценивали Путина 16–17 процентов, а в августе 2008 года число не одобряющих было 6–7 процентов.
– А экономическая ситуация способна повлиять на настроение людей, осенью рейтинг упадет?
– Да, рейтинг будет постепенно снижаться, можно полагать, что к ноябрю он вернется к прошлогодним 63–65 процентам. Ноябрь обычно дает самые низкие показатели, это сезонные колебания социальных настроений. Будет расти недовольство, в том числе вызванное ростом цен, дороговизной, падением курса рубля и т.п. К ноябрю это будет заметно. Всплеск национальной гордости не может быть продолжительным по времени, нет таких средств, которые могли бы, даже искусственно, держать общество длительное время в возбужденном состоянии.
–Можно включить искусственное подогревание внешней угрозы в виде НАТО, США и внутренних врагов.
– Да, все это будет использоваться, но не может продолжаться слишком долго. Социальные механизмы, обеспечивающие патриотическую мобилизацию на негативной основе, краткосрочны. Любая пропагандистская кампания держится два-три месяца. В данном случае она будет дольше, но наверняка мы увидим снижение рейтинга.
– Будет ли вообще разочарование от крымской кампании?
– Да, будет, когда люди почувствуют на своем кармане экономические последствия этой политики, а они скажутся рано или поздно, экономика не выдержит нового витка милитаризма. Уже сейчас идет усиленный отток капитала, инфляция подскочила (она у нас, по последним данным, в 10 раз выше, чем в Евросоюзе). Применение санкций даст эффект не сразу, но через некоторое время будет сокращение импорта продовольствия. Цепочка причинно-следственных зависимостей уже включена. Общество не сразу осознает это обстоятельство, будет искать другие причины, но потом всю ответственность за ухудшение жизни возложит на власть, как это обычно бывает в условиях авторитарного патернализма.
– Сейчас по телевизору говорят, что санкции нам не страшны, Россия сильная держава, а к осени будут говорить, что эти санкции могут принести ущерб? Это говорит о чем, о низком горизонте планирования?
– Это низкий уровень компетенции, и планирования, и способностей к анализу, и качества управления. Мы имеем дело с очень значительной геополитической авантюрой режима. Расплачиваться придется и нам, и молодым, и скоро, и, боюсь, и через 10 лет. Это тяжелая ситуация. Мы до сих пор дорого расплачиваемся и за расстрел Белого дома, и за первую, и в особенности за вторую чеченскую войну. Каждый авторитарный режим на первых порах имеет поддержку, поскольку она рождается из иллюзий, что лидер выведет страну из кризиса, что он вместо нас самих решит наши проблемы, но через какое-то время надежды не оправдываются, власть решает лишь проблемы самосохранения, работает на самообеспечение, порождает коррупцию, произвол, вызывая раздражение и негодование в продвинутой части общества (что мы и видели во время протестов 2011 и 2012 годов).
Но будет не острый кризис, будет медленное снижение уровня жизни на 1–2 процента в год. Взрывного недовольства мы не увидим в ближайшие годы, оно будет медленно расти, по мере разложения авторитета власти.
– Здесь не будет такой психологической защиты, когда человеку сложно признавать виновным того, кем он недавно восхищался, не будет ли попытки оправдания до последнего?
– Если за все отвечает один человек в стране, через какое-то время иллюзии в отношении его способностей превращаются в раздражение. Его начинают винить во всех бедах, но прежде всего – за отсутствие результатов улучшения жизни, из-за завышенных ожиданий. Так работает сам механизм трансформации иллюзий: они превращаются в свою противоположность.
Начинается это с поиска объяснений: например, почему при таких доходах от нефти или газа социальные проблемы не решаются? Массовый человек не находит для себя адекватного объяснения. Вывод: значит, он или те, на кого он опирается, от кого он зависит, воруют, кругом коррупционеры, и по тем же законам, по которым авторитарный лидер воплощал в себе массовые надежды, он начинает притягивать на себя раздражение, темную агрессию, его винят во всем. А это вызывает падение рейтинга, усиление агрессии в обществе, общее состояние неконтролируемого социального распада.
Мы это видели неоднократно.
Горбачев в начале перестройки вызвал такую эйфорию, что и Путин, а потом превратился в виновника всех несчастий страны, потом то же повторилось с Ельциным, и так далее. Но тогда был период, когда существовала свободная пресса, тогда все процессы прокручивались в ускоренном режиме. Путин посадил Гусинского, изгнал Березовского, отобрал у одного ОРТ, у другого НТВ, разогнал старый редакционный коллектив, взял под контроль все информационные каналы и заморозил это состояние. Но даже в этих условиях он не прекратил процесс эрозии доверия к власти, как мы это видели в 2011 и 2012 годах.
Политическая эйфория, надежда на возвращение статуса великой державы будут падать. Страна сегодня оказалась в такой изоляции, отношение к России в мире так резко ухудшилось, как никогда за последние двадцать пять лет. Россия, если судить по опросам общественного мнения в других странах, стала страной-изгоем, вызывает реальную, а не придуманную, как об этом твердят наши идеологи «консервативной модернизации», антипатию и неприязнь, она превращается в проблемную зону, которую надо бы огородить, с которой лучше не связываться. Через какое-то время начнет спадать эйфория и у наших людей.
