Директор Мурманского рыбокомбината рассказал РП об иске к правительству, санкциях и о том, почему город может перестать быть рыбным портом
Введенные российскими властями продуктовые санкции вынудили крупного отечественного производителя рыбы в начале сентября подать в суд на правительство. Из-за запрета на импорт норвежской рыбы цеха Мурманского рыбокомбината (МРК) простаивают с середины августа. «Русская планета» поговорила с директором предприятия Михаилом Зубом о причинах кризиса и о путях выхода из него.
МРК — уникальное в своем роде предприятие. В 1999 году с одобрения российского правительства руководство комбината сделало ставку на работу с живой рыбой. После переоборудования завод способен принимать сырье только с наливных судов по трубе — но сейчас, 15 лет спустя, такие корабли есть только у Норвегии. Теоретическая мощность производства — 70 тысяч тонн в год, но его работа на мороженой рыбе, которую отгружают российские траулеры, практически бессмысленна.
38 рыбообрабатывающих предприятий Мурманской области за 2013 год выпустили примерно 40 тысяч тонн продукции, и доля ООО «Мурманский рыбокомбинат» среди них была совсем незначительна — около 1,5%, или 660 тонн. По крайней мере, так считает первый замгубернатора Мурманской области Алексей Тюкавин. Михаил Зуб с этой оценкой не согласен категорически.
«В 2013 году мы выпустили 2200 тонн мойвы и 660 тонн филе — итого 2860 тонн рыбопродукции. Они говорят, в области было выпущено 40 тысяч тонн продукции, хотя это просто нереально: по моим данным, выпущено гораздо меньше. Если наше предприятие за два месяца делает порядка трех тысяч тонн, то за год это 18 тысяч. Кроме того, я не знаю, что это за 38 предприятий. Я знаю реально семь работающих и 10 — "виртуальных", с оборотами 10–15 млн», — поясняет директор МРК.
Проблема в том, что по факту в 2013 году Мурманский рыбокомбинат работал лишь два месяца — отсюда и мизерные результаты, и необходимость экстраполяции. «В 2013 году предприятие строило технологический терминал. Дело в том, что технология работы с наливными судами предусматривает суточную заморозку 300 тонн рыбы. Когда 300 тонн рыбы выходили из туннеля, их нужно было срочно доставить в соответствующие камеры. Холодильный завод №2 находится от самого производства далеко, рыбу в ящиках перевозит погрузчик. С момента выбивки рыбы до ее постановки в холодильную камеру проходило иногда 12–14 часов. За счет этого проходило окисление рыбы: из камеры, где -50°, ее вынимают на +18°, верхний слой дефростируется, образуется подкожный жир.
«Встал вопрос, чтобы рыба, выходящая из заморозки, поступала сразу в соответствующий терминал. И в 2013 году мы такой терминал строили. Он состоит из двух отсеков: на 2 тысячи и 18 тысяч кубов. Потратили на него 69 млн рублей и строили его 10 месяцев. Работать в это время не могли — для стройки демонтировалось все: стены, потолки, перекрытия, все вырезалось. Терминал был согласован с администрацией области, та его курировала и, более того, была на его открытии», — объясняет Зуб.
Годом ранее на рыбокомбинате реконструировали систему циркуляции аммиака, построенную сразу после Второй мировой войны — около восьми километров старых труб. Соответственно, простаивал холодильник. Так что только в 2014 году рыбокомбинат должен был заработать на полную мощность и расплатиться по взятым на реконструкцию кредитам. Были заключены договора с норвежскими поставщиками через аукционы Norges Sildesalgslag и Norges Rafisklag. «Мы получили специальную программу. Рыба с промысла поступала напрямую в Мурманск, все вопросы с Россельхознадзором были отработаны. По приходу рыба проверялась погранветпунктом, там ставили штамп. Таможня делала сначала предварительное декларирование, потом, после приемки, окончательное. Сейчас постановлением правительства таможне запрещено проводить декларирование — там конкретно указаны коды, которые запрещено ввозить, — говорит Зуб. — Потому мы и просим разрешить ввоз по двум кодам — семга и рыба морская, живая».
7 августа Россия ввела ответные санкции против стран Европы и США. Норвегия оказалась в числе государств, из которых теперь нельзя ввозить продукты питания. Однако в утвержденный постановлением правительства перечень запрещенных к импорту товаров практически сразу были внесены точечные поправки. В частности, постфактум санкции обошли смолт — мальков, использующихся в предприятиях аквакультуры для разведения рыбы. Без импорта российским предприятиям не из чего выращивать атлантический лосось. В Мурманском рыбокомбинате полагают, что и в их положение власти могли бы войти.
В нынешнем виде МРК приспособлен только для работы с судами, оборудованными системами RSW (refrigerated sea water — охлажденная морская вода). Вместо того чтобы замораживать рыбу, ее помещают в так называемый RSW-танк — цистерну в корпусе судна, куда накачивается морская вода, пропущенная через холодильную установку. В идеале улов ни разу не вынимают из воды, и он попадает туда сразу из специального невода, хотя возможны и альтернативные конструкции.
В RSW-танке рыба быстро охлаждается до температуры около ноля градусов по Цельсию. Она остается в полуживом состоянии. Некоторые виды в таком режиме хранятся дольше, чем на льду. Другие лучше сохраняются в заморозке, но теряют вкусовые качества. Собранную в RSW-танки рыбу можно продавать как живую. Однако Мурманский рыбокомбинат в основном производит мороженую рыбу и консервы для внутреннего потребителя. В этом случае система RSW позволяет удешевить производство.
«Мы не собирались идти в суд, мы пытались решать вопрос мирным путем. Встретились с замруководителя Федерального агентства по рыболовству Василием Игоревичем Соколовым и объяснили ему: 5 августа цена на семгу была 300 рублей, 12 августа — уже 600 рублей, и еще не вечер. Надо думать о том, чтобы обеспечить поставку. Семга, которую повезли бы мы, стоила 30 крон — это примерно 180 рублей. Плюс 50 рублей на килограмм транспортировка на судне — получается 230. Коэффициент выхода — 80% (учитываем отходы), итого 287 рублей. Пусть я возьму за работу 50 рублей — 330 рублей. Машина на 10 тонн — 100 тысяч рублей, то есть 10 рублей на килограмм — 340. Дарим магазину 60 рублей — это очень много. Итого, за 400 рублей охлажденная семга уже в Москве в «Ашане». А сегодня она стоит 780 рублей», — объясняет директор комбината.
Обычный российский траулер — это практически самостоятельный плавучий завод, производящий готовую продукцию. Рыбу здесь чистят, разделывают, сортируют и замораживают. Работая с живой необработанной рыбой, МРК получал более низкую стоимость сырья, а весь цикл производства выполнял своими силами. Другие заводы простой заморозкой обычно не занимаются: они принимают уже обработанную рыбу с судов и коптят, солят, консервируют или пресервируют. Впрочем, крупные траулеры берут на себя и эту часть цикла, сводя работу комбинатов к перевалке. Мурманский траловый флот, например, даже холодильники для хранения продукции в порту арендует самостоятельно. Но если работать только с мороженой рыбой, то отпадает необходимость в прибрежных заводах.
«Если сегодня заниматься в Мурманске переработкой мороженой рыбы, то послезавтра береговые предприятия начнут выезжать из города. Сегодня нагрузка на береговое предприятие в Мурманской области в 2,3 раза выше, чем на береговое предприятие в центральной зоне России. Встанет вопрос: зачем в Мурманске делать из мороженой рыбы филе, если с таким же успехом можно делать это филе в Москве. Средняя зарплата рыбообработчиков в Москве сегодня 20 тысяч рублей, в Мурманске — 35 тысяч. Средний отпуск в Мурманске — 56 дней, в Москве — 30 дней. Перед работодателем стоит вопрос: зачем нести лишние нагрузки в себестоимости, если он с тем же успехом переедет в Москву и перевезет свое оборудование? Тем более рынок сбыта в основном — это Москва. Мурманск потребляет минимум», — считает Зуб.
До нынешнего кризиса директор МРК ставил перед собой амбициозную задачу: «Весь вопрос заключается в том, что в Мурманске надо создать коридор живой рыбы. Этот коридор создаст привлекательность Мурманску как прибрежному региону с точки зрения переработки этой рыбы. Мы готовы возглавить эту программу, мобилизовать вокруг себя береговые перерабатывающие предприятия, создать дополнительные рабочие места. Так что если администрацию интересует развитие региона как рыбного, то нужно создавать условия, чтобы шла охлажденная рыба. Поправка к закону, дающая право морозить рыбу на судах, снимает какую-либо привлекательность самого Мурманска. Это просто вопрос времени».
Альтернативой норвежским судам с RSW-танками могли бы стать российские — но таких в стране всего два. «Мы пытались решить этот вопрос, обращались в Госкомрыболовство, в Северный научно-промысловый совет, который проходил 19 апреля, и просили выделить квоту третьих стран для судна "Лазурный" — на сегодняшний день это единственное в России судно, которое может входить к нам. Второе судно — вербово-чартерное, оно не может войти без растаможки, поэтому о нем мы пока не говорим, — рассказывает Зуб. — "Лазурный" на сегодняшний день может решать задачу, но его нужно ресурсно обеспечить, он не является живорыбником. У судна есть RSW-танки, но оно не в состоянии ловить неводами, оно работает тралом, который при подъеме рыбу мнет. Живую рыбу оно не сможет поставить, а вот охлажденную — нормально, но вопрос в квоте».
Квоты на вылов рыбы распределяются раз в год. Сначала ученые — в данном случае международная комиссия из России и Норвегии — определяют, сколько вообще ее можно выловить в конкретном водоеме. Затем квоты делятся между странами — здесь это примерно по 50% каждой. Рыбе человеческая бюрократия безразлична, так что дальше государствам приходится обмениваться частями своих квот, чтобы получить доступ к некоторым видам. В российской части Баренцева моря, например, почти нет окуня. Чтобы ловить его в норвежских водах, нужно поделиться с местными рыбаками российскими квотами на треску. О квоте на палтус договориться удается редко; его ловят лишь два-три научных судна.
Общий допустимый улов в каждой стране распределяется между организациями — критериями служат количество судов и их тоннаж. Затем организации распределяют квоты между своими кораблями, причем в лицензиях значится не только объем, но и даты: ловить можно только в строго определенный период. Не успеваешь — запроси продление заранее; быстро исчерпал — суши весла. Сроки ограничивает и сама природа. Скажем, мойву ловят только с января по март — после нереста она годится только на рыбную муку. Суда с RSW-танками наиболее эффективны в короткие периоды, когда идут массовые породы: мойва, сельдь, скумбрия, путассу.
Как бы то ни было, предприятие стоит уже месяц, а Зуб все еще надеется, что многочисленные письма чиновникам дадут результат, и до слушаний в Верховном суде 11 ноября дело не дойдет: «Работники сегодня приходят, получают зарплату. Есть же процедура, как людей куда-то направить: или люди могут быть уволены, и тогда должны получить соответствующее пособие, или ждать лучших времен. Мы решили бороться, получить результат и обеспечить людей работой. Пытались решать в рабочем порядке — не получилось. Решили через суд, но не для того, чтобы создать какую-то виртуальную политическую активность. Просто на сегодня по-другому вопрос решить не можем. Есть внутреннее желание, чтобы суда не было, чтобы мы все же договорились. Нет никаких у нас тут противостояний с правительством, президентом. Моя точка зрения — что президента очень мощно подставили. Ситуация по импортозамещению не сбалансирована, на сегодня есть очень сильная зависимость. Поэтому с одной стороны решение президента — "запретить или ограничить импорт" — абсолютно правильное, а вот позиция правительства — она неправильная и подставляет президента. Нельзя было запрещать, надо было прислушиваться к ситуациям, которые есть на различных предприятиях, с учетом их специфики».
Подробнее
