Юлия Меламед о том, почему исчезла разница между патриотами и либералами
Ну почему, почему, почему у нас куда ни кинь – везде идеология? Это ведь хуже, чем что ни сделай – выходит автомат Калашникова. Это хуже, чем как ни объединись – получается КПСС...
Разве идеологии не должна противостоять позиция, допускающая разные мнения? А? Либерализм – не та ли как раз система взглядов, что противостоит идеологии? Как же он сам-то превратился в идеологию?! Царица небесная!
Либерализм – это поиск компромисса между людьми с разными религиозными убеждениями, это защита прав человека, свобода вероисповедания, свобода слова, извините за выражение... Почему он ведет себя точно так же агрессивно, так же не допускает критики в свой адрес, как и любая другая идеология: патриотизм, коммунизм? Почему он так же зло навязывает свои взгляды, так же ненавидит обитателей другого «изма»?
Это уже давно никакой не поиск компромисса, а набор истин, маркирующий «своих».
И почему, наконец, либерализм так нетерпим к консервативной системе ценностей? И пожелания гореть в аду из либеральных и передовых уст звучат никак не реже, чем из всяких прочих, ретроградных и отсталых. Почему либералы не отличаются от «патриотов»?
Ходят разные байки про Гумилева-младшего и его трогательную боязнь этой новой интеллигенции. «Вы интеллигент, Лев Николаевич?» — спрашивали его (видимо, мягко троллили). «Боже упаси, — протестовал тот, и слезы выступали на глазах. — У меня профессия есть!»
Ему приписывают и еще одну фразу: «Нынешняя интеллигенция — это такая духовная секта. Что характерно: ничего не знают, ничего не умеют, но обо всем судят и совершенно не приемлют инакомыслия».
Так вот несколько дней назад на фестивале документального кино я наблюдала встречу двух духовных сект, и осталась под большим впечатлением.
Настоящее испытание для либерально настроенной публики предложил на этой неделе мой любимый «Артдокфест». В кинозалах, как всегда, были десятки прекрасных фильмов, но был среди них один, о котором я хочу написать. В большей же степени не о нем, а о реакции на него.
Документальный фильм «Иисус Христос живет в Сибири» повествует о секте (настоящей тоталитарной как бы христианской), пустившей корни в глубине России. Но – о, ужас – фильм не осуждает, не разоблачает, не критикует сектантов – а изображает героев фильма с легчайшей иронией и, да, с вполне различимой симпатией. Фильм о секте смотрели представители другой духовной секты, о которой упоминал Гумилев...
Сделали фильм замечательные режиссеры Арбо Тамиксаар и Яак Кильми. То ли достоинства фильма надо целиком приписать эстонскому бесстрастному «талеко-ли-до-Таллина» темпераменту, многажды описанному в анекдотах, то ли мастерству и безупречному вкусу авторов, то ли эстонской школе документалистики, не навязывающей своего мнения, а наблюдающей, то ли тому странному просветлению, которого авторы достигли в той сибирской дыре, – но фильм получился без истерики и критики, с интересом к героям.
Секта, о которой повествует фильм, известна. Это секта некоего Виссариона, который убедил других, что он мессия, заново родившийся в Сибири Иисус. Сам Виссарион производит впечатление полубезумного дядьки. Землистый цвет кожи (с другой стороны, какой ей быть – чуваку ведь более двух тысяч лет) и намеренно многозначительная речь с интонациями провинциального актера, играющего Всевышнего, выдают в нем пациента.
Полу-Кашпировский, полу-Иван Бездомный в момент кризиса, полузомби, полувоскресший Лазарь из жуткого рассказа Леонида Андреева.
Но видим мы его в кадре лишь однажды, его синхрон длится меньше минуты... И вовсе не о нем в фильме речь. Кстати, режиссер признался, как уломал Самого на интервью.
Вниманию журналистов и документалистов! Известно, что Сам интервью никому никогда не дает. Как же они добились того, чего не может быть? А сделали вид, что Сам им не интересен. Приехали и снимают общину... А разрешение на интервью Виссариона не просят. Не просят и не просят. Тот насторожился, ждет. Ну, чтоб отказать, разумеется... А съемочная группа увлечена своим делом. Тут Виссарион не выдержал и сам предложил съемку. Что, кстати, выдает в нем человека вполне земных реакций. (Это на тот случай, если вы поверили, что он тот, за кого себя выдает...)
Но фильм об общине, о людях, которые приехали сюда жить. Все они дауншифтеры, бежали из крупных городов с их странными ценностями, с достоинством, что просит подаянья, с ничтожеством в роскошном одеянье, и забурились в сибирскую глушь с ее прекрасной природой. Обрели тут покой, простоту, звездное небо над головой и (как мне кажется) «верят» в Виссариона больше из вежливости. Дети же воспринимают рассказы о втором рождении как сказку, магическое мышление детей принимает такие коленца без надрыва, вполне естественно.
Взрослым Виссарион и некие простые традиции этого «нового христианства» не мешают. Они строят свою коммуну, зарабатывают по мере сил на стороне, половину отдают в общак, занимаются любимым ремеслом, рожают детей, дышат свежим воздухом. А песенки попеть в честь Виссариона им не жалко.
Тоталитарная секта при всех своих маразматичных декларируемых ценностях о втором рождении какого-то мутного дяди на поверку оказывается какой-то мягкой, нетребовательной, на мозги никому не давит.
И, кстати, миссионерской деятельностью (!) не занимается, свой устав распространяет только на свой монастырь, не навязывая никому. А сын главной героини, страдавший аутизмом, пока жил в Питере, был не в состоянии себя обслуживать – а тут не то чтоб социализовался, но адаптировался, так как пропала необходимость встраиваться в норму, ему стало хорошо, он расцвел, стал многое делать самостоятельно.
Дети тут радостные, на «службах» от них требуют одного: не очень сильно мешать другим, детей тут любят, обучают полезным ремеслам. Да, догматы веры странноватые. Так это ж всё равно, что зубрить – это глубоко не залегает.
Чуточку иронии позволил себе режиссер, когда попросил детей рассказать житие ихнего Виссариона: дети сперва честно делились полной мировоззренческой кашей, которая заварилась у них в голове, а в конце рассказа выкидывали какие-то чисто детские выкрутасы, хохотали, пукали, пускали пузыри, показывая, что Виссарион им до фени, он не страшен, им его не напугали, он существует в их голове на правах жития Винни-Пуха.
И тут фильм закончился, и началось обсуждение.
Денис Драгунский о неразрешимом противоречии между богатым Севером и нищим Югом
Выгодная бедность
Главное слово уходящего 2015 года — «беженцы». Это подтвердили языковеды России и Европы, и это не дурацкое модное словечко типа «селфи» или... →
Судя по репликам, в зале собрались люди интеллигентные, разделяющие либеральные ценности. Вежливые люди сперва мягко, потом немягко, потом с иронией, потом со злобой потребовали секту заклеймить. Обвинялся режиссер, что не осудил, не разоблачил. За режиссера пытался заступиться продюсер: «Но ведь разоблачающие фильмы уже были. Зачем еще один разоблачающий?» «Как отвратителен вкус этих сектантов, кто дизайнер этой безвкусицы храмов и крестов?!» — требовала ответа зрительница. Надо сказать, что ни кресты, ни храм особенно в кадр не попадали. Каким внутренним зрением она умудрилась разглядеть все недостатки не особенно вычурной белокаменной архитектуры виссарионовой обители?
«Не безвкусицы – а другого вкуса», — мягко поправил режиссер. Да, суровы догматы хорошего тона и вкуса. «Ну, вы же про них с иронией!» — помогали режиссеру. «Эти люди живут как в раю, я бы сам хотел там остаться», — окончательно убил надежду эстонец... Зрители никак не готовы были принять, что к этим людям в кадре можно относиться по-человечески...
Ну почему я не имею права верить во второе пришествие Винни-Пуха? Если я живу тихо, никого не трогаю, не призываю убивать сторонников Микки-Мауса? Чем я неправа?
«Все здравомыслящие люди понимают, что голосовать можно только за Х.», — пишет либерал перед съездом одной демократической партии. А дело в том, что Х. — большой либерал...
Даже тоталитарная секта сегодня более толерантна к инакомыслию, дает больше свободы, покоя и гармонии, чем наша конфронтация между двумя идеологиями (либеральной и «патриотической»), разницы между которыми я больше не вижу.
