Росбалт, 16/04/2014 20:47
Отдельно живущая Родина-мать
Недавно депутат Госдумы единоросс Маркелов заявил по поводу певца Андрея Макаревича: "Можно быть хорошим музыкантом, популярным или не очень, но главное, чтобы человек был патриотом, любил свою Родину!". Сказано это было сразу после присоединения Крыма к РФ, явно на публику (требовавшей если не крови Макаревича, то лишения его госнаград – из-за позиции по крымскому вопросу) и в победном угаре. То есть Михаил Маркелов – образцовый циник и типичный герой отечественной истории. Он хорошо понимает, куда дует ветер перемен — не только кремлевских, но и народных.
Маркелов точно подметил (и оценил), что на русско-крымском духоподъеме вопрос о сочетании патриотизма и профессионализма изменил и форму, и содержание. Если до Крыма вопрошалось: "Как относиться к тем, кто не патриоты?" и "Если не любишь свою страну, чего не уезжаешь?", то теперь вектор изменился: "Имеет ли право русофобная пятая колонна работать в государственных структурах?", "Имеют ли право агенты Запада на эфир в российских государственных СМИ?".
Как видите, дурацкое предположение "раз не любишь Россию, то работаешь против России" превратилось в утверждение. Как-то в марте я час слушал то "Маяк", то "Вести FM" — как раз о русофобах. И звонившие настаивали: "Непатриоты не имеют права работать в России". Думаю, если бы их спросили: "А на жизнь непатриоты имеют право?" — отрезали бы: "Пусть убираются вон – и там живут". Мы ж не звери, чтоб сразу убивать...
Однако ничто не ново под луной. Патриотический дух торжествовал и в Германии середины 1930-х – начала 1940-х, и в России в 1905-м (когда потребовалась "маленькая победоносная война" с Японией, в итоге бесславно проигранная), и в 1914-м. И всегда рост патриотических настроений приводил к охоте на шпионов и "пятую колонну".
В этих угарных всплесках есть два примечательных момента.
Первый – искренность. Циники не бросаются первыми в бой. Первые ряды – для искренне любящих Родину (я не иронизирую), а авансцена – та и вовсе для кликуш. Циники из прозападнического стана (их там тоже хватает — оттуда и берутся перебежчики) обычно говорят о "проплаченном патриотизме". Но кликушам и невротикам платить не надо по определению, а любовь нельзя купить.
А второй, куда более важный момент – патриоты представляют Россию неким живым и, что еще более важно, живущим независимо от них существом, со своими персональными, независимыми от населения, характером и привычками. Родина-мать – это такая богиня античного типа, у которой свои пристрастия, возможности миловать и карать. А мы можем лишь смиренно приносить на ее алтарь сыновнюю жертву (от наших чувств до наших жизней), надеясь вымолить доброе к себе отношение. "Родина нуждается в нашей любви", — сказал бывший демократ, либерал и западник, а ныне храмовник Дмитрий Киселев, когда возглавил процесс по превращению информационного агентства РИА "Новости" в часть храма. Ну да. Родина – где нам понять ее мысли. Мы ее дети, мы часть ее семьи, но мы не ее часть.
Эта архаичное поклонение перед Родиной (словно разом перед Афиной и Герой) идет от неразвитости, слабости нашего общества. Если общество слабо, его интересы заменяются государственными, то есть интересами аппарата, узурпирующего распределение благ: тут все по Марксу. В России с ее автократическим устройством интересы аппарата сводятся к интересам человека, возглавляющего аппарат, которому жизненно важно сакрализировать свои интересы, выдать их за интересы Родины. Поэтому Родина должна являться народу, как Моисею горящий можжевеловый куст, и вещаемое ею сомнению не подлежит.
Скептики вроде меня, полагающие, что это говорит не Родина, а спрятавшийся в кустах человек, объявляются кощунниками и русофобами, недостойными ступить на священное крыльцо (вот откуда "не нравится – вали!"). Знаменитое тютчевское: "Умом Россию не понять… в Россию можно только верить" блестяще описывает эту структуру глазами верующего поэта. Для Тютчева Россия тоже была не обществом, (состоящим из него самого плюс еще 60 миллионов человек различных убеждений, взглядов и вероисповеданий), а мистическим образованием, мыслящей великой равниной, существующей сама по себе. И вся самобытная русская философия – от Бердяева до Леонтьева – сводится к тому же. Потому что русский философ не пытается скучно понять движение общественных сил: он пытается силою духа прозреть мысли Родины, предсказать священный ее путь.
Правда, у отдельно живущей в своем Кремле (или Зимнем дворце) Родины есть одна особенность. Взгляды ее резко меняются в среднем каждые 20 лет – ровно в тот момент, когда очередной автократ отправляется на тот свет или на выселки. Например, сейчас Родина-мать обличает "либерастов", "грантососов" и "пиндосов" — так сводятся счеты с предыдущей, ельцинской, эпохой. Но еще 20 лет назад Родина-мать дико любила либеральную идею и дружила с Западом, параллельно сводя счеты с застойным социализмом. А 40 лет назад Родина-мать обожала развитой социализм, сводя счеты с хрущевским волюнтаризмом. А 60 лет назад Родина-мать в порыве волюнтаризма клеймила культ Сталина. А 80 лет назад Родина-мать и была Сталин… Потому что новые люди влезали внутрь передаваемой по наследству статуи и вещали то, что укрепляло их власть.
К чему я все это пишу? И не далеко ли ушел от Маркелова с Макаревичем? Ушел недалеко, а пишу вот зачем.
Если вера в священную Родину-мать не бушует в вас неудержимой силой, а получить от чужой веры ощутимой прибыли вы не можете, помните простую вещь. Никакой Родины-матери нет. Есть вы — друзья, родственники, коллеги, соседи – какое-никакое, но реальное общество. А внутри пустой, мертвой статуи сидят человечки, которые больше всего на свете боятся свою власть потерять, то есть выйти из статуи наружу.
Об ужасной смертной тоске этих человечков и о поклонении паствы, кстати, порою и поет – если прислушаться – Макаревич.
Дмитрий Губин, "Огонек"-Ъ
Подробнее:
