 |
| Эрик Ашхабадский, Эрик Сагателов (1951-2006), уроженец Ашхабада. Вор в законе. Убит в Пятигорске. Его тело изрезали ножами, затем прострелили череп (контрольный выстрел) и сбросили в ущелье реки Мара. |
По вечерам, перед отбоем, тюрьма затихает, затаивается, в недрах её начинается особая, скрытная жизнь. В этот час вступает в действие «тюремный телеграф». Каждый вечер - пронзая гробовую толщину стен - звучит еле слышный, дробный звук: несутся призывы, проклятия, просьбы, слова отчаяния и ритмы тревоги. Я засыпаю похожим на забытье сном и просыпаюсь от первого шороха. Потом научился просыпаться: как зверь, как дикарь, без полусна.
Проснувшись утром, вернулся от мечтаний, на грешную землю, в серую, мрачную камеру, увидев грустные, хмурые лица, которые размышляли о своей горькой, не радостной доле арестанта, у каждого из них и у меня, впереди маячила мгла, туман.
Позавтракали молча, ели ненавистную кашу, попили чай. Миша спросил:
- Что-то у вас сегодня настроения нет? Не понравился завтрак? Никто ему не ответил.
Крест добавил, к слову. Есть два закона тюрьмы: поменьше есть, поменьше лежать.
А что делать? - спросил Максат. - В нашей то тесноте? Крест ответил:
- Надо разминаться, приседать, отжиматься, встряхнуть себя. На слова Креста никто не ответил.
Через некоторое время, Батыр произнёс, - какое приседание? У меня всё болит и ноги, и руки.
- Это пройдёт и лёжа можно делать лёгкую разминку. Но это каждому своё, о своём теле надо заботиться постоянно и думать о нём. Прогулки надо использовать по полной программе. Открылась кормушка, контролёр громко крикнул:
- Широбоков на выход.
- Спросил к кому?
- Выйдешь, узнаешь? Крест подошёл ко мне и сказал, - Саша помнишь? Я кивнул.
Вышел из камеры, я снова спросил контролера, - Куда?
- В следственную комнату - и грубо сделал замечание:? - Руки назад!
Выполнил его приказ.
К этому слову, «руки назад», вероятно, никогда не привыкну и всегда, когда слышал это слово, как будто щелчок кнута, и всегда вздрагивал.
Зашёл в следственную комнату, там за столом сидел Казаев, он предложил мне сесть на железную табуретку, вмонтированную в бетон. Он задал вопрос:
- Как дела, как настроение? Глядя на него, мне не хотелось, ему отвечать.
Хорошо понимал, что от следователя зависела моя судьба, мой срок. Но его не законные действия, ещё при первых допросах... Наступило внутреннее отторжение этого человека. Я не мог воспринимать его, как нормального, его лицо мне напоминало воронье яйцо. Все его движения напоминали мне компьютерного робота, запрограммированного кем - то, как такие люди могут жить, подумал я.
 |
| Могильный памятник Сагателову |
Казаев смотрел на меня, как будто хотел уничтожить одним взглядом, но у него ничего не получалось. Так продолжалось минут пять, это был психологический поединок удава и зайца. Я был уверен, что будь у него власть, он готов был сожрать меня, и не подавился бы.
Но он, как и я, был молод, ещё не научился владеть собой, тюремная обстановка его придавила. Он из удава превращался в зайца. Взяв себя в руки. Он сказал:
- Ты просил очную ставку, сейчас её проведём. Руки у него подрагивали.
Ввели Ершова. Он униженно поздоровался, протянул мне руку для приветствия, я не отреагировал. Казаев обьявил. Голос его дрожал. Между вами будет проведена очная ставка. Вы подтверждаете свои предыдущие показания? Ершов ответил, – да.
А ты, - обратился ко мне Казаев. Я так же утвердительно ответил.
Контролёр обратился к Казаеву, - я вам нужен? Подумав, ответил, - куда вы? Сейчас приду, и ушёл. А вы, обратился к нам контролер, - чтобы вели себя тихо!
Ершов на меня смотрел заискивающе, стеклянными глазами, как замороженная щука. Я понял, - последняя, тонкая ниточка моего освобождения, рвётся на глазах, моя судьба в руках этого тщедушного, гнусного, наркомана. И он меня утопит.
Вот она судьба - злодейка и кто решает, мою судьбу, которая зависит от цепи случайностей, чаще вовсе от случайностей не зависит. Человеческие качества испытываются не только в тюремной камере, а за стенами камеры в каком–нибудь кабинете насовсем умного следователя. Меня, арестовывал следователь - стажер Тагаев, сынок высокопоставленного чиновника.
Не законно держал в ИВС двадцать дней и ни разу не вызвал на допрос. Не провел ни одного следственного действия, потому что не знал, что ему делать. Его начальник, то есть прокурор, не контролировал. На этом заканчивалась законность. Неслучайно среди арестантов всех мастей, так популярна песня – «Судьба».
Судьба во всём большую роль играет
И от судьбы далеко не уйдешь
Она повсюду нами управляет
Куда велит, покорно ты идёшь
В ком силы есть с судьбою побороться,
Веди борьбу до самого конца.
Казаев предложил Ершову, пересказать свои предыдущие показания. Он стал рассказывать о том, что я, Егоров Коля и он, находясь в его квартире, действительно обсуждали, как ограбить, какой–нибудь коммерческий ларёк. Не выдержав, я возмущенно прервал его и сказал:
- Что ты плетешь? Зачем придумываешь то, чего не было?
Последняя надежда на освобождение рухнула, как карточный домик. Понимал, что в моей жизни наступил решающий момент. Кровь стучала в висках, как молот. С неимоверным напряжением сдерживал себя.
Казаев вскочил и приказал замолчать. Ты ведь хотел очную ставку, и она проходит. Что ты, возмущаешься? Ершов говорит правду, а тебе советую признаться, это ведь всего лишь покушение на грабёж, суд учтёт, твоё чистосердечное признание!
Какое признание, если этого вообще не было! Обратившись к Ершову, я спросил:
- Славик, зачем ты оговариваешь себя и нас, - объясни причину?
Тебя ведь заставили, когда был в полиции. Что, не выдержал побоев? Здесь ведь тебя не бьют, прошу тебя, - скажи правду? Будь человеком? Он опустил голову, посерел весь, пот катился по лицу.
Я снова обратился к нему, умоляю тебя, - скажи правду? Он снова молчал. Казаев оборвал меня и снова приказал замолчать, а то прекращу очную ставку и придется её проводить в Ашхабаде. Я сел на табуретку, меня всего трясло от бессилия, несправедливости, а самое главное, на то, что Ершов не скажет, эту мерзкую ложь, в лицо.
Но он подтвердил, - это был конец всему! Не мог тогда я понять. Для чего он это делал? Что его заставило, нас оговорить! Я был уверен, но причину не знал, а она была, и надо было её разгадать.
Казаев писал протокол очной ставки, мы сидели потные. Меня всего трясло от возмущения, я готов был его разорвать. Закончив писать, Казаев дал подписать протокол Ершову. Тот подписал, дрожащей рукой. У меня было такое состояние, как будто, что-то внутри оборвалось.
И вдруг в меня как будто вселился зверь, ярость ворвалась в меня. Я забыл, что нахожусь в тюрьме. Вскочил с табуретки и ударил Ершова. Он успел откинуть голову, и удар пришёлся ему в грудь. В этот удар, вложил всю свою ненависть, обиду, за то, как он мог, так врать в лицо. Ершов упал с табуретки. Казаев вскочил и стал визгливым голосом звать контролера и просить меня, чтобы я прекратил, это безобразие, и зло добавил:
- Я ещё и не таким, как ты шеи скручивал, - по таким, как ты тюрьма от плача надрывается! Ничего–ничего, казённый дом тебе сполна от этого недуга излечит.
Ершов медленно поднялся и сел на табуретку. Вошёл контролер и Казаев рассказал, что я ударил Ершова. Контролер подбежал ко мне и приказал встать. Отвёл в другой конец следственной комнаты, приказал стать лицом к стене, а руками опираться в стену. Я выполнил приказание.
- Ты, что это, мандовошка ёбаная, играть со мной вздумал? Я молчал.
Казаев расказал ему о том, что произошло, выслушал, сказал Казаеву:
- Вы напишите рапорт, и мы его посадим в карцер. онтролёр приказал Ершову написать заявление на имя начальника СИЗО том, что я его ударил. На что, Ершов заявил, что, я его не бил и что он с табуретки упал сам. Казаев воскликнул:
- Как ты можешь, так врать, всё это было у меня на глазах?
Он стал его уговаривать, написать заявление, но Ершов был непреклонен, как попугай повторял, что его никто не бил. Контролер стоял в растерянности и спрашивал:
- Кто говорит не правду? Я ответил:
- Ершов говорит не правду. Я его ударил за то, что он всё время врёт. Казаев сказал, контролеру. Он напишет рапорт, а что вы будете делать с Широбоковым, это ваше дело.
- А кто говорит правду, - спросил контролёр. И он снова спросил Ершова, - тебя он ударил? Ершов заявил, - что его никто не бил!
Вспомнил про притчу: правда, это слоёный пирог и каждый вытаскивает свою правду. Казаев вытащил свою правду, а Ершов свою. Затем Казаев написал рапорт, а Ершова заставили написать объяснение.
Прочитав, объяснение, контролер вывел меня из следственной комнаты в коридор, заставил стать, лицом к стене. А сам позвал, корпусного, отдал бумаги ему и рассказал, - что я подрался в следственной комнате. Я вставил реплику, - что ни с кем не дрался.
Корпусной старшина, повёл меня к дежурному СИЗО. Подталкиваемый старшиной, я двинулся по коридору. Вдруг, что–то почувствовал, резко обернулся и сразу наткнулся глазами на острый, как бритва, взгляд Казаева, который тут же отвернулся. Когда пришли в дежурку, лейтенант прочитал бумаги и спросил:
- Ты дрался? Я ответил:
- Нет, не дрался. Он подумал и стал ругать корпусного за то, что карцеры забиты, а ты пришёл с такой ерундой ко мне! Если я пойду с этими бумагами к начальнику, то он меня выгонит. Да, кстати, а где объяснение его? - Корпусной стушевался.
Дежурный объявил мне выговор. Сказал, - чтобы я написал объяснение. Мы ушли, корпусной приказал мне, чтобы я написал объяснение, а он через 30 минут заберёт его.
Подошли к камере, он открыл её и впустил меня. Когда вошёл в камеру, то Крест сразу спросил:
- Ну, как дела?
Следователь проводил очную ставку с моим подельником Ершовым и тот нагло врал. В общем, утопил меня. Я не выдержал. Ударил его и чуть не попал в карцер. Но карцеры, оказываются, все переполнены и дежурный объявил мне выговор.
Миша сказал, - тебе повезло. Ершов не подтвердил, что я его ударил. Крест мне сказал, - рапорта следователя достаточно и ты загремел бы на 15 суток. А я, тебя предупреждал, - ты помнишь? О чём говорили.
Я объяснил, в какую ситуацию попал, и что Ершов мне в лицо врал. Но почему он это делал, я не понял, мы ведь врагами не были. И зачем он себе берёт дополнительную статью, себя оговаривает и нас тянет?
Ты, Саша не нервничай, - сегодня мы в этом разберёмся? Что и как! - оветил Миша. Осмотревшись в камере, я увидел, что у нас новичок, я спросил:
- А где Плиев? Его перевели в другую камеру, - ответил Максат.
Миша познакомил нас. Новичка звали Олегом, ему было, лет двадцать пять. Я попросил у Миши ручку, взял свою тетрадь и написал объяснение. Через некоторое время, контролёр забрал его.
Подошёл к Мише и попросил его, помочь мне направить маляву к Ершову и выяснить, почему он сам себя оговаривает и нас тянет с собой? Миша пересел к Кресту, они переговорили. Крест подозвал меня к себе и сказал, чтобы я написал маляву. Написав, я передал её Мише.
Лёг на шконку, не мог успокоится, события прошедшие во время очной ставки давили меня, не мог понять, не мог поверить, не сон ли это. Разве можно быть таким подлецом и всё склонялся к мысли, не верилось, что такое возможно. Долго лежал, в голове неотвязно, крутились беспокойные мысли
Говорили мне друзья на воле, никогда не имей дело с наркоманами, это самые продажные, за порцию наркотиков, продадут свою мать. Это и случилось. В душе, пытался его оправдать, что били, не выдержал, но что бы так, заявить в лицо? И тебя продал, даже не продал, было бы не обидно, если это было бы. А этого ведь не было. Он придумал всё, - но для чего? Разве может такое сделать человек. Это не человек, это подлец! И только потом понял, когда пережил десятки подлостей.
Разница между подлецом и честным человеком заключается в том, - когда подлец попадает невинно в тюрьму, он считает, что только он невиновен, а все остальные враги государства, народа, преступники и негодяи. Честный человек, попав в тюрьму, считает, что раз его могли невинно упечь за решётку, то и с его соседями по нарам может случиться то же.
Тюрьма не любит хитрецов. В камере каждые 24 часа в сутки у всех на глазах. Человеку не хватит сил, скрыть истинный характер, притворяться не тем, чем он есть. В следственной камере: в минутах, часах, сутках, неделях, месяцах напряженности, нервности. Когда всё лишнее, показное слетает с людей, как шелуха. И остаётся истина созданная не тюрьмой, но тюрьмой проверенная и испытанная. Воля, ешё не сломленная, не раздавленная, как почти неизбежно бывает в лагере.
Некоторые, может быть, знали и рады были рассказать о лагере, предупредить новичка. Но человек верит тому, чему хочет верить. У каждого своё дело, своя борьба, своё поведение, которого не подскажешь, свой характер, своя душа, свой запас душевных сил, свой опыт. Миша оторвал меня от моих размышлений:
- Саша, что ты так расстроился? И стал размышлять. Ну, допустим, Ершов даже сказал, - что вы хотели совершить ограбление, ну и что? На, возьми уголовный кодекс и прочитай статью 70. Я взял и прочитал: освобождение от уголовной ответственности в связи с добровольным отказом от преступления.
Что из этого? А из этого получается такая картина. Если вы договорились совершить грабёж, но потом передумали, то это не будет преступлением, это добровольный отказ. Читай дальше часть 1 статьи 70, я прочитал. Там было написано, лицо освобождается от уголовной ответственности за не оконченное преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения, этого не оконченного преступления до конца.
- Миша? - Но меня ведь уже арестовали, на основании показания Ершова и сегодня он на очной ставке подтвердил свои предыдущие показания. Это ещё не всё, впереди суд, а суд исправит ошибку следствия. О каком покушении говоришь, если у нас и разговора не было о грабёжах, а он это придумал.
Нет, Саша, не Ершов придумал, а кто-то другой придумал. Разбираться надо в Ашхабаде. Терялся в мыслях, - слишком много вопросов и слишком мало ответов.
А у Ершова, мы спросим. И добавил, - если Магомед не идёт к горе, то гора пойдёт к Магомеду. Малява уже пошла.
Спросил, - когда? Миша посмотрел на меня и ничего не ответил. Батыр обратился к Мише:
- Я уважаю тебя, яшули, но о чём вы говорите, чтобы успокоит Александра? Да лучше скажите, горькую правду?
- Какую правду?
- Да ту правду, в которую ты не веришь. Добавил:
- Саша братишка, сеть нам, никто разбираться не будет?
Мне сунули в карман героин, я совершил побег, раскрутился, теперь точно осудят. Ты сегодня, совершил глупость, что ударил Ершова. Это когда ты был там, Ершов отказался, сейчас его ломают, для того чтобы он дал показания. А ты Миша, - за что сидишь?
Тоже ни за что. А остальные, за что сидят, спроси? Да что спрашивать, ты лучше меня знаешь. Короче, - пошутил он:
- Быстрее сядем, быстрее выйдем.
Миша: - Ты прав, у нас, что-то происходит не то, а что происходит, не знаю, но догадываюсь.
- О чём ты догадываешься, - спросил Батыр.
- О том, что никто не может, остановит ментов, слишком много власти им дали, а прокуратуры нет, она должна их контролировать. Спор прервал Крест.
- Вы в ступе толчёте воду, пустой разговор, одна пурга! И мой вам совет, - смените тему, потом поймёте. У меня до сих пор по коже мурашки идут оттого, что я видел в воркутинских лагерях. Я никогда не был политическим, но мне приходилось их видеть. Были сильные ребята: умные, образованные, выдержанные и я очень многому у них научился. Но были и слабые, опустившие, при первых трудностях, ломались, как спички, готовы были, куму зад лизать.
Очень хорошо, объективно, всесторонне пишет Варлам Шаламов, - «В Калымских рассказах». Он сам в лагерях просидел 17 лет. Этот человек, испытал все прелести северных лагерей, на своей шкуре. После освобождения, остался мужиком. Не играл под давки, ни с властями, ни с ворами. Кто его сейчас знает? Никто? Калымские рассказы, увидели и прочитали, только после его смерти.
А вот другой пример: знаменитый писатель Солженицын, которого знает весь мир, - кто его так вознёс? Ему писали роман: - «Архипелаг Гулаг», сотни авторов – арестантов, у Шаламова, он украл 30 процентов событий и эпизодов.
Повесть «Один день Ивана Денисовича», он просто стащил у Шаламова. Поступил, как поносный щипач и все молчат. А почему? Да потому, что «Архипелаг Гулаг», был опубликован в конце восмидесятых. И нашу жизнь показали во всей красе, все зачитывались этим романом, а Солженицын попивал виски в Вермонте, под защитой ФБР Америки.
Имею грех, и мы арестанты поддались этой дешёвой пропаганде, в том числе и я. Это произошло потому, что мы ненавидели ментов и коммунистов. Их прогнившую идеологию и зверства, творимые ими. До революции в лагерях содержалось 35 тысяч человек. В сталинские времена в лагерях находилось уже 3 миллиона человек. Более 30 миллионов человек прошли через лагеря с 1954 года до наших дней. Каждый третий мужчина, где–то сидел! И вы входите в эту категорию.
Разве Солженицын открыл глаза народу? Нет. В каждой семье, был зек. Но все молчали и сейчас молчат, и будут молчать, потому, что демократы, это гнилой народ, не надёжный, продажный. Продали всяким Гусинским и Березовским всю Россию! Особенно среди «демократов», выделяются плешивый Горбачёв, он продал народ, Россию, западным странам и безвольный, алкоголик Ельцин.
Две перекрасившие суки, были ярыми коммунистами, а теперь стали убежденными демократами. Объявленной коммунистической цивилизации не получилось, а создали нечто схожее с пирамидой Хеопса, только не с мёртвым фараоном внутри, а с живым народом, который высыхает, как мумия! Который чахнет, не желая осознать, что всё зависит только от него самого, что нужно браться за дело. Не ждать - «доброго дядю»! А делать своими руками, думать своей головой. Двигаться, искать, пробовать, рисковать и вкалывать, вкалывать, вкалывать!
Вот главная идеология сегодня! А чтобы не мешали людям работать, нужна сильная власть. Я уже давно пришёл к выводу, - только сила нас спасёт. Мощная, разумная сила.
Жизнь жестока. Она производит отбор сильнейших. А СССР нарушила эту гармонию – пытаясь жить в соответствии с принципом всеобщего равенства, семьдесят лет выкашивала лучших и сильных. В результате нация деградирована. А потом в одночасье режим рухнул. И что? Народ представили самому себе. Его собственность вырвали самые наглые, больше всех украли самые дерзкие, а самые беспомощные, опустились в нищету.Ведь если раньше всё, что принадлежало коммунистам хотя бы оставалось внутри страны. А теперь множеству чиновников, прежде охранявших эту собственность. Ринулись растаскивать, разворовывать кто что опекал по должности: - нефть, оружие, металл, научные открытия – всё! И немедленно отправляют на Запад. А у правоохранительных структур психология – волчья: им бы самим поживиться с голодухи. В России нет ни закона, ни порядка! Кто сегодня не вор? Только тот, кто не может украсть! В уголовном мире не стало авторитетов, а их место мгновенно позанимали банды отмороженных и устроили в России такой шмон, такой террор, которого не было со времён гражданской! Что бы ни говорили, но при ворах в законе всегда был порядок.
Принято думать, что преступный мир – это все без разбора уголовники, которые совершают убийства, кражи, насилие, любые другие преступления.
В действительности же, эту среду занимают только воры в законе. В Москве их, например, как наиболее криминогенном городе, не более 40 человек. Воры в законе прибегают к насилию, подобно тому, как хирург применяет скальпель, - тогда, когда нужно, там, где нужно и ровно столько, сколько нужно.
Это коренным образом отличает их от тупых уголовников, для которых насилие всё равно, что топор для мясника: знай, машут сплеча, не глядя, точно хмелея от пролитой крови. Другое принципиальное отличие: воры живут по законам, выработанным за десятилетия существования своего сообщества. Эти законы строго определены. Вор должен: служить только интересам братства воров в законе, быть справедливым в разрешении споров, помогать тем, кто находится в местах лишения свободы, устанавливать и поддерживать порядок. Воры в законе убеждены, что жульническая кровь течёт в жилах, каждого человека, и они безошибочно сажают на крюк всякого, кто хоть раз попробовал не заработанного рубля.
Система внутренней защиты преступного мира заключается в том, что все воры обязаны поддерживать друг, друга, и заботиться о своём авторитете. Уголовник, поднявший руку на вора, подлежит уничтожению. Бесспорно, что в интересах той же защиты «ордена» используются за последнее время сближение авторитетов с правоохранительными органами (милицией, ФСБ, прокуратура). Воры в законе проявляют готовность к отдельному сотрудничеству, прежде всего потому, что сами обеспокоены валом уголовного беспредела.
У преступного мира нет тёмных тайн, как пытаются представить некоторые журналисты и писатели. И это ни какая-то загадочная и глубоко законспирированная организация. Более того, вообще не организация, а идейное братство, построенное на взаимной поддержке и выручке. В чём ты, Александр, убедился не на словах, а на деле. Твой отец уже прикоснулся к этим людям. Причём помощь оказывается и простым гражданам, если у них возникают проблемы с уголовной средой. Такого рода поддержка особенно нужна сейчас для коммерсантов. Ведь вор в законе, – не сектант, а сильная личность, который постоянно находится в поле зрения уголовной среды.
Редко, но бывает, что воры в законе непосредственно сами совершают преступления. Но в отличие от простой уголовщины авторитет идёт против закона не для того, чтобы урвать и хапнуть, а из идейных убеждений, чтобы отстоять свои принципы. Чтобы приблизиться к пониманию преступного мира, необходимо, прежде всего, отказаться от нелепого и смешного высокомерия; им сплошь и рядом грешат те, кто вопреки народной мудрости зарекаются от тюрьмы. Не будет большим преувеличением сказать, что лагеря и зоны – это громадное чрево, которое породил, господствующий класс, со всеми её паскудствами и мерзостями, насилием, принципиальным отрицанием личности человеческого достоинства. Если рабы были главной производительной силой древнего мира, то социализм сооружен зеками, знаменитые стройки, гиганты индустрии – всё построено на их костях.
Они гибли, как мухи, пускались «в распыл» тысячами и ни у кого душа не болела. Преступный мир как раз и стал реакцией общественного мнения на прелести сталинских, брежневских, андроновских, горбачевских, лагерей. Особенно в последнее время, когда зеков перестали даже кормить. Люди, попавшие в зоны, хотели выжить всеми правдами и неправдами, а это возможно только в закрытом для основной массы уголовников кругу. Выживали самые умные, сильнейшие, умеющие постоять за себя. Да и уголовная среда, будучи разношерстной мало отличалась от волчьих стай, требовала внутреннего разрешения споров и противоречий. Она была жизненно заинтересована в выдвижении наиболее способных лидеров, которые могли играть роль третейских судей.
Поэтому вор в законе – лицо коллективно признанное, и оно обязано оправдывать оказанное ему доверие. Советское и демократическое государство, будучи само по характеру уголовным, само проявляло заинтересованность в становлении и укреплении воровской власти. Загнанные миллионы людей, а вернее рабочий скот, мог держать в узде только преступный мир, смотрящие камеры, барака, корпуса, лагеря, тюрьмы, а не охрана и кумовья. Посмотрите у нас разве не так?
Крест указал на Мишу.
- И сегодня в колониях правит воровской закон, а не администрация. Даже в менторских зонах, правят смотрящие.
Все возмутились, не может быть!
- Может! Может! Отвечаю! Они же зеки, такие же, как и мы. Можно не сомневаться пока существуют зоны с дешевой рабочей силой зеков, устои преступного мира будут непоколебимы. По сравнению с пятидесятыми годами воровской «орден» значительно изменился. Сегодня преступный мир представлен двумя сотнями воров в законе и так называемыми смотрящими с полномочиями от преступного мира. После распада СССР воры в законе, уроженцы Кавказа, Средней Азии, ринулись в Россию. У себя на родине их просто уничтожали: Алиев, Шеварднадзе, Каримов. Эти правители, их боялись, как чёрт ладана! Они не хотели делиться с ними, властью.
Большой приток не русских (в первую очередь, кавказских) авторитетов вызвал в воровском мире раскол, который произошёл под знаменем идейных разногласий между старыми ворами, отвергающими коммерцию, и модернистами – теми, кто встал на путь капиталистов. Сторонники старых традиций, как правило, русские, все больше отодвигаются за пределы экономических сфер влияния, им отводится роль авторитетов главным образом в колониях.
Своё влияние «старики» осуществляют, выступая в качестве третейских судей при решении спорных вопросов между криминальными группировками, отстаивающими свои сферы интересов, а также – берясь за устранение взаимных претензий между бандами и коммерческими организациями. Кроме того, их власть безоговорочно признаётся в уголовной среде, из которой черпаются исполнители любого насилия в духе воровских традиций. В крупных городах и тех местах, где заметна коммерческая деятельность, воровская власть существует параллельно с официальной властью государственных органов. Такие отрасли: как банковская, нефтяная, газовая, металлургическая, лесная, золотодобывающая, алмазная. Торговля ими контролируется полностью.
Причём предприниматели, как правило, стремятся заручиться поддержкой генералов преступного мира, при получении долгов с партнёров, не выполняющих договорные обязательства, или защите от местных уголовных группировок и рэкета. Объяснение простое: в таком случае высока возможность разрешения противоречий и споров в криминальной среде. Усиление позиций воров в законе вызывает жестокое противодействие со стороны криминального предпринимательства, не признающего воровских традиций. В каждой коммерческой структуре создана, так называемая служба безопасности, это ничто иное, как своё МВД, ФСБ. Возглавляет эту службу безопасности, как правило, бывший полковник КГБ или МВД, все бывшие высоко квалифицированные специалисты, а вернее лучшие кадры КГБ, МВД работают там.
Этих людей вынудили уйти такие как Ельцин, который отдавал незаконные приказы по устранению не угодных! При этом, платя гроши. Думая, что они должны на него работать, за его тупые идеи, а их дети должны кушать его идеи.Вот и сошлись на поле брани те умнейшие люди, которые раньше противостояли и боролись за идею пятьдесят лет. А теперь началась битва за деньги, очень крупные деньги. Обе стороны сошлись, как на Куликовом поле.
Авторитетов начали отстреливать, как куропаток. Убиты: - Глобус, Сво, Калина, Квантрашвили, Сельвестор, Шурик – Захар (Москва), самый авторитетный вор Бриллиант (Соликамск), Хорёк и Свердловский (Екатеринбург), Тульский (Тула), Моисей (Брянск) и многие другие. А что же официальные ФСБ и МВД, что они могут сделать. Сражались ведь гроссмейстеры с обеих сторон, - ни одно убийство до сих пор не раскрыто.
А среди ментов, кто убит? - задал вопрос Керим.
– Среди них тоже, много убито. Война продолжается, но наметилось временное перемирие, на долго ли, предсказать никто не может. Вот что принес Ельцин и Горбачёв. А сколько горя, сколько страданий, эти иуды принесли простому народу. Пол-России голодует, раздели всех, на такое не способны самые конченые преступники. Беспредел, по жизни катит. Из-за голода сотни, тысячи, попали в зоны. В зоне они были бы, шестёрками, суками, стукачами, опущенными!
Сколько раз они проезжали, в своих лимузинах, мимо московской «Бутырки», ленинградских «Крестов», киевской «Лукьяновки», минской «Володарки» и что они подумали о таких, - как мы? Что там гниют, по их вине, не виновные, голодные, в переполненных туберкулёзных камерах, - никогда! Эти каменные замки с зарешеченными окнами, годами не ремонтированные, являются памятниками архитектуры, хотя это Сизо, но их в народе называют тюрьмами.
 |
| А. Солженицын |
Он писал роман в 1964 году, как точно попал. А встречался с Горбачёвым и Ельциным в 1995 году. Какой цинизм! А как бывший, «не виновный» зек, так он говорит. Ни разу не поставил вопрос о том, что бы освободить десятки тысяч не виновных и арестованных за мелкие преступления бедолаг, терпигорцев. Такого, при ненавистных коммунистах не было, коммунисты на 90 процентов, уважали Уголовный кодекс. Отмечу только, с 60 годов до 90 годов.
Керим спросил Креста:
- Сергей Николаевич?
Он удивлённо повернулся к нему и ответил:
- Первый раз меня назвали не погонялом, а по имени и отчеству.
- Что вы хотели Керим Арестантович?
Керим засмеялся и спросил:
- А где вам дали, погоняло «Крест»?
- Да в Крестах и дали! Когда был такой же, как Александр, высокий, худой. У меня ведь было два метра роста, это сейчас я усох.
 |
| Варлам Шаломов |
Потому что, первое, он предал наши интересы! Второе, - я прочитал очень внимательно, «Калымские рассказы» Шаламова, «Архипелаг Гулаг», «Один день Ивана Денисовича», «В круге первом». Третье, - знаком с теми людьми, которые посылали рассказы, наброски Солженицыну, а он, об них даже не вспомнил. Четвёртое, - когда находился в СИЗО г. Свердловска, то все эти книги оказались у меня в камере, время было много, там я был 8 месяцев и сравнил написанное Шаламовым и Солженицыным.
Оказалось, что целые абзацы, были переписаны. Отсюда и моё, отношение к нему. Вам советую прочитать. Они описывают настоящую жизнь, без прикрас, выстраданную на своей шкуре, каждой клеточкой мозга. Подобного не написал ни один академик, - учиться надо у Шаламова Варлама Тихоновича, Достоевского Фёдора Михайловича, Якубовича Петра Филипповича. Всеми авторитетами эти книги были прочитаны. И воровские понятия, переходили от них, из поколения в поколения, тюремные законы сохранились благодаря таким людям.
Самый справедливый, это воровской суд, суд чести и выполнялся он неукоснительно. В настоящее время появились отморозки, торпеды, беспредельщики, которые перестали уважать и исполнять эти законы, но когда попадают такие люди в зону. Ох, как не сладко им приходиться!
Порядок и справедливое решение вопросов нужны везде. И произнёс: - «Дуралекс си длекс» – это по латыни, а по-русски, - закон суров, но это закон. Не нужно путать с Уголовным кодексом, который грубо нарушается самими составителями. Я говорю, про тюремный закон. Вы же видите, какой беспредел творится сейчас администрацией. А у них есть исправительно-трудовой кодекс и мы и они должны жить по нему. Они его грубо нарушают и мы его нарушаем, но это происходит из-за того, что они беспардонно, лицемерно, никого не боясь, показывают свою власть. Кто-то должен их и нас развести.
 |
| Последнее прижизненное фото Варлама Шаламова в пансионате д ля престарелых и инвалидов, куда его поместили «с помощью друзей и Союза писателей», 1981 год |
- Да нужна стрелка! - ответил Крест. И вы не смейтесь, если они не остепенятся, будет стрелка. А это пожары, трупы, отстранение от должности, лишение званий. Все проиграют и мы, и они. Ваш президент разведёт нас, когда про всё узнает. Президент Туркменбаши Ниязов. Говорят, он каждый год амнистирует?
- Да это правда! Неожиданно резко, - ответил Танрыкулиев. Глаза у него налились кровью, все замолчали и с удивлением стали смотреть на него.
- Я лучше всех вас знаю его. С ним рядом, я работал, двадцать лет. Из-за него, я здесь с вами, как вы говорите, чалюсь на нарах. Не хочу больше молчать! Вы разглагольствуете о свободе и справедливости, а другим не даёте и рта раскрыть! Люди затихли, люди запуганы, а я не могу, и не буду молчать! Он за роскошным столом нежную осетринку, закусывает икоркой и рассуждает, какой шашлык лучше, какой коньяк приятней. Любуясь при этом увешанный громадными бриллиантовыми перстнями и браслетами, которые он меняет каждый день. А в эти минуты тысячи людей влачат жалкое существование! Просят, дай работу? - 60 процентов населения не работает.
Он вас так разведёт, что забудете, - что вас мать родила! А ты Крест! Видно, что умный и грамотный, вор в законе, но ничего не понимаешь в наших делах. Все поднялись и зашикали на Танрыкулиева. Крест встал и приказал, - чтобы все замолчали. Пусть говорит, если есть, что сказать, - а мы послушаем. Танрыкулиев вытащил из - под матраса толстую тетрадь, развернул её и попросил. Вы помолчите, а если будет не интересно, то прервете.
Спокойным, тихим голосом, как на лекции в институте, он начал говорить.
Продолжение следует
