Ментальные модели

Шохрат Кадыров.

 Ментальные модели

как ключ к пониманию этнографии в Туркменистане

(вторая половина ХХ – начало XXI веков).

(тезисы доклада на международной конференции в Амстердаме (октябрь 2011 г.) «В направлении к социальной истории Туркменистана, 1880-1960 гг. Тенденции исследований в этнографии и истории»)

Часть 1.

У туркменской этнографии сегодня есть проблемы с научными кадрами, с публикациями, с экспедициями, с политической обстановкой, с финансированием и т.п. Моя цель показать, что это не самое главное для объяснения кризиса этой науки. На фото-картине: работа «Туркменки» (1929 г.) Сергея Никитича Беглярова (1898-1949). Холст, масло.

Проблема коренится в ментальных шаблонах мышления исследователей – примордиализме и конструктивизме.
Как постулируемая модель мышления, парадигма предшествует доказательствам и подгоняет их под себя. Она формируется в определенной культурной среде, которая воспитывает в человеке установку, от которой затем исследователю крайне трудно оторваться. Техникой семантического дифференциала установку можно достаточно точно измерить и определить принадлежность человека к той или иной парадигме (таблица 1).

Таблица 1.

Ключевые характеристики «этнического развития»

Примордиализм Конструктивизм

Преемственное   Заимствованное

Эволюционное   Прерывистое

Линейное    Комбинированное

Внутреннее   Внешнее

Возрожденное   Трансформированное

Прошлое   Настоящее

Ценностное   Функциональное

Устойчивое   Изменчивое

Имманентное   Перманентное

Эмоциональное   Рассудочное

Иррациональное   Рациональное

Генетическое   Приобретенное

Легендарное   Документальное

Инстинктивное   Рефлексивное

Спонтанное   Стихийное

Подсознательное   Сознательное

Обыденное   Отвлеченное

Абстрактное   Конкретное

Естественное   Искусственное

Виртуальное   Эмпирическое

Пассионарное   Незаурядное

Особенное   Универсальное

Замкнутое   Открытое

Клановое   Корпоративное

Породистое   Метисное

Стационарное   Миграционное

Вечное   Бренное

Табуированное   Оспариваемое

Однако в нашем дискурсе важным являются применяемые группы предикатов, которые характеризуют ментальность исследователя. Две модели отличаются друг от друга различным пониманием роли традиций и новаций в этническом развитии. Примордиалисты исходят из ключевой роли традиций и внутренних факторов (инноваций), конструктивисты видят главную причину развития в новациях внешнего происхождения.

Какая из парадигм оказывается научной успешной показывает туркменский опыт. Для этого рассмотрим особенности становления туркменской этнографии в послевоенное советское время (работы Г.П. Васильевой, которую я называю конструктивистом) и в годы независимости (работы, самого крупного, по словам Г.П. Васильевой, туркменского этнографа А. Джикиева, по моей терминологии - примордиалиста).

Инструментализм Г.П. Васильевой.

Собирание знаний по этнографии туркменов началось с момента появления их на авансцене мировой истории. С Х в. и до первой половины ХХ столетия этнографией туркменов занимались многие просвещенные люди, путешественники, дипломаты, ученые (1) .

Однако фронтальное монографическое описание на базе экспедиций относится к периоду второй половины ХХ в. Г.П. Васильева (2), как ее предшественники и современники, внесла свой посильный вклад в изучение этногенезисных процессов на территории Туркменистана и этнической истории туркменов. Исследуя йомудов и геокленов она выявила их родство с народами Передней Азии и Кавказа. На материалах женских украшений ХХ в. и археологических данных Г.П. Васильева показала культурную близость теке, йомудов, сарыков, частично эрсари с народами савроматского круга в Поволжье (башкиры, удмурты, чуваши), с народами Северного Кавказа (ингуши, осетины), с тюрками доогузского и собственно огузского времени, с тюрками-кипчаками предмонгольской и постмонгольской (джелаиры) эпох (1977. С. 108).

Время Г.П. Васильевой, это время принципиального изменения внутри модели конструктивизма: от изучения древностей к современному быту. Г.П. Васильевой «было положено начало этнографическому изучению современного быта». Первым идею о том, что этнографы должны заниматься современностью высказал учитель Г.П. Васильевой С.П. Толстов еще в довоенное время.

Период особенно интенсивной работы Г.П. Васильевой в ТССР (1950–1960 гг.) этнограф А. Оразов в своих воспоминаниях охарактеризовал как «качественно новый период в истории этнографического изучения туркменского народа». (Оразов А. Доклад). Правда, в тех же воспоминаниях, написанных уже после роспуска СССР, А. Оразов переосмыслил роль Г.П. Васильевой, пытаясь доказать, что она была не только конструктивистом, но и выступала в роли конструктора нового этноса, не только изучала, но и якобы искусственно подгоняла изменения в традициях, участвовала в кампаниях туркменских властей по внедрению новых обычаев и традиций, которые не нравились простым туркменам. Изучение дневников Г.П. Васильевой показало, что в ее практике не было случая участия в таких кампаниях. В черновике ее письма в США, руководителю Центра центрально-азиатских исследований Гарвардского университета Дж. Шоуберляйну, она категорически отвергает попытки показать этнографов в роли миссионеров, насаждающих новую культуру. Сельская жизнь сильно отставала от среднестатистического развития СССР, но шла в направлении общемировой модернизации. Данные ООН показывают, что по ряду главных показателей качества жизни (образование, детская смертность, урбанизация) среднеазиатские республики опережали соседние восточные страны несоветского блока, при этом сохраняя и развивая национальную культуру, которая, вместе с тем, менялась сама по себе (3) . В постсоветском Туркменистане традиционную одежду, например среди школьников и студентов, приходится внедрять специальными ведомственными инструкциями.

Г.П. Васильева – рекордсмен по проведению комплексных этнографических экспедиций в послевоенном Туркменистане (4). Она провела там более 20 сезонов (5). Интересны несколько сохранившихся полевых дневников Г.П. Васильевой (6). Следует заметить, что полевые дневники Г.П. Васильевой в архиве имеются не за все годы (7). Значительно полнее дневников в архивах представлены фотоматериалы экспедиций. Большая часть фотографий осталась неопубликованной. Это около трех тысяч черно-белых фотокарточек В них нет захватывающих сюжетов или портретов крупных исторических личностей, притягивающих внимание читателей своей известностью. Но их ценность в документальном отражении жизни сельской глубинки всех основных регионов страны. Большинство фотографий датированы, привязаны к месту съемок, некоторые сопровождаются комментариями. Это уникальное и самое представительное из всех существующих компактных собраний фотодокументов по этнографии туркменов. В сочетании с коллекцией С.М. Дудина дореволюционного времени, на фотографиях которого много архаики, коллекция Г.П. Васильевой показывает влияния новаций советского времени на бытовую культуру туркменов.

Продолжение следует.

Примечания

(1) В средневековую эпоху: легендарно-исторические описания М. Кашгари, Рашидадина, Абульгази и др. В новое время: индивидуальные выезды в «поле» Боде, П.Лессара, А. Вамбери и др. В первой половине ХХ в.: первые научно-практические работы В.В. Бартольда, Н.Н. Йомудского, В.Г Мошковой, Л.В. Ошанина, А.Морозовой, Г.И. Карпова, С.П. Толстова.
 
(2) Г.П. Васильева родилась 9 июня 1920 г. в г. Ейске Краснодарского края (бывшая Кубанская область) в семье русских интеллигентов, агронома и учительницы. В 1934 г. Васильевы переехали в подмосковный городок Ивантеевку, откуда в 1938 г. после окончания средней школы Галина Петровна уехала на учебу в Москву. Вскоре началась Великая Отечественная война. В 1941 г. исторический факультет МГУ был эвакуирован в Ашхабад, где она закончила в 1942 г. получила диплом о высшем образовании. После войны работала школьным учителем в Татарстане и Курской области. В 1945 г. поступила в аспирантуру кафедры этнографии  исторического факультета МГУ и с той поры навсегда соединила свою жизнь с туркменами.
 
(3) В  коллективной монографии под редакцией А. Оразова и Г.П. Васильевой о новом в традиционном в быту сельской семьи, вышедшей в 1989 г. констатировалось, что туркменки давно перестали носить борук, хотя и следуют традиции быть в платке всегда, независимо от сезона. Как отмечала там же талантливая воспитаница Г.П. Васильевой, ныне один из ведущих этнографов Туркменистана А. Байриева,  головной убор «телпек» в аулах оставался, однако «почти повсеместно преобладают шапки-ушанки, фуражки, кепки» (Новое. 1989. С. 39, 49).
 
(4 ) В довоенном Туркменистане было много научных экспедиций. Этнографические в числе составляли единицы и во многом они были связаны с маршрутными поездками для сбора музейных экспонатов. В этих условиях этнографы принимали участие в составе экспедиций коллег-лингвистов и археологов или совершали индивидуальные выезды в аулы. Например, главный этнограф-самоучка той поры Г.И. Карпов, занимая высокие государственные посты, давал поручения своим подчиненным доставить ему материалы, реже сам ездил в научные командировки.
 
(5) В экспедициях Г.П. Васильева видела главную функцию этнографов. По нашим предварительным оценкам, ею обследовано свыше 170 населенных пунктов Туркменистана. 10 раз отряды посещали северную Дашогузскую область (туркмены: йомуды, карадашлы, емрели, човдуры); 6 раз - Ахал (ранее Ашхабадская область), где преимущественно изучались туркмены нохурли; 6 раз - Балканскую область (туркмены: йомуды, геоклены), 5 раз - Лебап (ранее Чарджоуская область), где изучались туркмены: ата, эрсари, хатаб, сакары, агары, салоры, хыдырэли и др.); 4 раза - Марыйскую область (туркмены: теке, сарыки, салоры, эрсари и др.)[1] Полевые работы отражены в более чем 200 публикациях Г.П. Васильевой.
 
(6) Там мы находим заметки о жизни народа, записанные порой небрежным, малоразборчивым подчерком, по первым впечатлениям или со слов простых людей. В них показаны трудные условия работы в «поле», которая отнимала большую часть времени и сил ученых. Русские этнографы не могли работать без содействия местных органов власти, нуждаясь в проводниках и переводчиках, списках информаторов-стариков. В ряде случаев местное начальство мешало установлению доверительных контактов с жителями, т.к. хотело скрыть  «вредные пережитки прошлого». (См.: Г.П. Васильева. 1977 г. 08.09–03.10). Сельчане часто настороженно относились к приезжим, не знавших туркменского языка и даже к ученым-туркменам, если те не знали местных диалектов. В наилучшем положении оказывались те, кто проводил исследования среди своих соплеменников (ученик Г.П. Васильевой северный човдур Н. Ниязклычев, туркмен-мурча Дж. Овезов, ахалтекинец К. Нурмухамедов, марыец Ч. Язлыев (ученики Г.Е. Маркова), лебапка А. Пиркулиева, марыец К. Овезбердыев и  и др.). «Страшно напуганные во время репрессий и в последующие годы, люди вели себя крайне осторожно, опасаясь допустить оплошность, - писал марыец А. Оразов, специализировавшийся на изучении западных йомудов, в чем ему помогало то, что его супруга была йомудкой. «Поскольку полевая работа этнографов основана на беседах с людьми (информаторами), возраст большинства которых за 60 лет,  - продолжает А. Оразов,   то успех их во многом зависит от качества сообщаемых ими этнографических сведений, от откровенной и полной информации; приходилось много времени затрачивать на расположение к себе людей и объяснения им, что мы, этнографы, люди науки, приехавшие с добрыми намерениями, с научной целью. Хотя это не всегда удавалось. Я сам испытывал такое недоверие и настороженность со стороны информаторов во время полевой экспедиционной работы» (Оразов А. Доклад). Отсюда можно представить, насколько трудно было женщине, москвичке, нуждавшейся в переводчике, в условиях все еще патриархального, замкнутого туркменского общества. О случаях неприветливости жителей к русским этнографам  не раз упоминает Галина Петровна, объясняя это суеверностью туркменов.  (См. Г.П. Васильева. 1959 г. 16.06.–16.07). В целом же, проблемы возникали при маршрутных экспедициях. Если отряд работал долгое время, то этнографы и местные жители становились друзьями. (См.: Г.П. Васильева. 1971 г. 10.08–27.09;  1981 г. 18.08–20.09).
 
(7) Даже с полевыми отчетами Я.Р. Винникова они не восполняют всей картины. Уже с конца 40-х и в первой половине 50-х гг. прошлого века Г.П. Васильева использовала новейшие средства, методы и оборудование для документирования материалов: аэрофотосъемка, фотографирование, картографирование, планы жилищ, проведение документальной кинохроники процесса ковроткачества (1955 г.).  Негативов  почти не сохранилось. Снятые любительскими камерами, в суровых климатических и бытовых условиях аулов, проявлены и распечатаны порой на скорую руку, примитивным способом, с царапинами, пятнами и прочими недостатками. Размеры многих фотографий – иногда чуть больше, а чаще меньше размеров пачки папирос. Десятилетиями они пылились на книжных полках.