А. Широбоков. СТЕНА: Акдаш - сучья зона. "Чайником избили Бабаева Хезрета"

Пошёл дождь. В окно тихо застучали капли дождя. Под стук капель дождя,  постепенно засыпая, я вдруг уловил странный, щемящий душу звук, - будто ветер подул в трубу. Я насторожился, затаил дыхание, напряженно вслушался. Томительно - протяжный, тягуче - скорбный звук уже явственно донёсся издалека, постепенно переходя в жуткий вой, от которого ёжилась кожа на голове.

Этот дикий звук, не то вой, не то плач - поплыл над зоной и вдруг резко оборвался. Я мигом стряхнул сон, вскочил и растормошил Акмурада, спросил, - кто это? Спи, - не бери в голову. Это из первого отряда один свихнулся и ждёт в ШИЗО, отправки в больничку.

Тёплые, солнечные дни, вдруг сменила метель со снегом и песком. Закружило, засвистел ветер, понеслись серые космы песка, точно было не начало апреля, а снова декабрь. Через два дня ветер утих, выглянуло солнце и снова стало  тепло.

Закончили стеклить,  стены туалета.  Сулейман,  лично принимал работу. Когда, он снова заявил, что нас поощрить.  Бегенч не вытерпел,  сказал, - кильки мы наелись! Придумайте, что-нибудь другое.

Слова Бегенча, - Сулеймана взорвали. Они поругались. И Бегенч, оказался в ШИЗО. Бригаду Сулейман  разогнал.  Заявил, - тоже мне нашлись,  мастера? Таких, как вы у меня ползоны! Будете лопатами развлекаться, и заставил копать яму, под несуществующею стройку. Когда проходил мимо, мы его провожали, ядовитыми взглядами. Нарядчик прогнал нас.

Заставили засыпать, других зеков. Из всего происходящего, я вынес такое впечатление, что терроризирующий режим тюрьмы влияет на небольшую группу людей,  здоровых от природы и  неразвращенных воспитанием, попавших в тюрьму вследствие внезапной  вспышки  темперамента, минутного соблазна или судебной ошибки.  Но ведь таких,  не зачем и устрашать,  они всё равно  не попадут  во  второй раз в тюрьму,  а если и попадут,  то не  скорее всякого другого среднего человека, живущего на воле.

Зато испорченного до мозга костей, внешний страх, только окончательно развращает, заставляя быть хитрым и лицемерным. Он не уничтожает в его душе злотворных бацилл, производящих болезни преступлений, а загоняет их в глубь, в невидимые  для  постороннего глаза сердечные тайники,  где присутствие их, не менее опасно для общественного организма. 

Бравому майору, который основывался на чисто внешних данных, на том основании,  что во вверенной ему колонии  всё обстоит, благополучно,  нет ни карточных игр, ни пьянства,  наркомании,  ни буйства. Совершенно естественно, могло казаться, что лагерное дело в его руках, кипит и процветает, что он идёт впереди своего золотого века или, по крайней мере, ни на шаг не отстаёт от выводов самой новейшей криминальной науки.

Но, передо мной открывались порой, сокровеннейшие глубины преступной души,  дело было виднее и я с болью в сердце, видел, что ничего существенного, ничего хорошего, этим страшным режимом, не достигалось. Я видел, что все эти грозные окрики Сулеймана. Все эти запугивания - через несколько же дней обращались для арестанта в  привычку, которой он следовал.

А порой превращалось в цирковое представления, когда перед строем выходил зек - гитарист,  барабанщик. И нас заставляли петь гимн. Слов, кроме гитариста, никто не знал. И все пели на ля-ля.  Все зеки, от души веселились, шутили. Для чего это делал Сулейман, никто не понимал.

Этими действиями, он хотел нам привить, элементы патриотизма. Но когда, кроме 400 грамм хлеба,  ничего не давали. Вызывало только ненависть к Сулейману.

Ехидный Азат, как заклинание,  всегда повторял:  не люблю,  не верю, не надеюсь. Ему всегда,  отвечал Сердар, - что ты лепишь, ты же прозрачный Азат! Выйди и скажи это перед строем, в лицо Сулейману.

А он,  тебя охладит 15 сутками ШИЗО. Тогда, мы поверим, что  ты идейный. Что молчишь?  Тогда заглохни, - не  выступай!  Строй распускали,  а они  продолжали свой диалог.  Доказывая, не доказуемое. Как-то  меня спросил Акмурад:

- А ты,  Саша мог бы выйти из строя  и сказать эти слова Сулейману?  Или боишься? 

- Я свой   страх,  в Тедженском СИЗО придушил. Своё здоровье, пока берегу. На цементном полу в ШИЗО  быстро можно в такой холод тубик прихватить. Если бы этими действиями мог изменить существующее положение и нас начали бы кормить  как положено, то за всех  зеков,  перенёс бы и это испытание.  

- Смотрю на тебя и вижу,  что говорит взрослый,  разумный человек. Ты правильно рассуждаешь.  У нас есть, кому ставить,  эти вопросы. А эти люди молчать, - продолжил  Акмурад. 

- Ты  имеешь в виду смотрящих?  

- Именно это!

- Но они оказались, жалкими трусами.  Видел, как они усердно из дальняка, черпали говно. Давай об этих людях,  больше не говорить.  Они своими действиями  себя давно обмазали дерьмом. Пошли лучше к Шайтану и попросимся к нему в бригаду автослесарей, - сказал ему. 

Нашли  Атаджанова Ораза около машины хозяина. Он копался в моторе. Попросили его, - чтобы он взял к себе в бригаду. Он посмеялся   над нами, ответил, - вы, когда-нибудь, ключ в руках держали?  Акмурад ответил:

- Шайтан, не умничай, научимся. Ты, ведь  разбираешься! Вот и научишь, гайки крутить. 

- Но меня начальник взял одного. 

- А ты,  сходи к нему и попроси за нас. 

- За это  он может и меня выгнать.  После скандала с дальняком, он всё помнит. Но ведь с ним ругался Бегенч, а не мы. Ты, Шайтан, - не крути.Захочешь, - уговоришь, - иди. Он помялся. Пошёл к хозяину.  На крыльцо вышел Юсуп,  спросил, - а вы чего здесь, крутитесь?

Спрячтесь, здесь нельзя находится. У нашего начальника,  хорошее настроение.  Я думаю, что он разрешить Шайтану взять вас. Позвал Юсупа к себе и попросил, - а ты,  иди послушай, о чём Шайтан разговаривает с начальником! А то он поговорит  о другом, а нам скажет, что не взял. Юсуп ушёл. 

От начальника,  Шайтан вышел быстро, сказал, - всё намази, он  согласился.  Даже выделил,  один кильдым,  около ШИЗО.

Но сказал, что  мы будем ремонтировать, все машины зоны. - Как на это смотрите? 

- Как мы смотрим? Что у нас выбор есть. 

- Нет. 

- То-то и оно. Ладно, как-нибудь выкрутимся. Я обрадовался очень сильно.

Мой побег,  становился реальностью. Шайтан отвёл нас к мастерской, сказал, - надо быстро выкопать яму, для осмотра днища машины. Идите, - найдите лом и лопату.

А я быстро отрегулирую карбюратор и приду к вам.  Попросил Акмурада,  чтобы он из сапожной  мастерской принёс лопату,  а я схожу и принесу лом.  Спрятал ещё тогда, когда уложили стену. Быстро вернулся, стал  долбить  землю.  Подойдя,  Акмурад спросил, - что ты с таким  рвением, начал работать? Только не пойму, что с тобой. Что у нас,  завтра не будет?  За неделю эту яму выроем,  будет  нормально.

За неделю не пойдет. Надо сделать так, чтобы начальник нас похвалил. И ремонтировать,  мы должны быстро. За час, углубились на полметра. Акмурад ходил вокруг и хитро  приглядывался ко мне. Потом, не выдержал, спросил:

 - Ты, что-то задумал,  колись.  Потом спросил, - без меня, - да? Я оторопел. Он, как-будто, прочитал мои мысли.

 Присел на корточки, сказал, - это Саша  ловушка, то, что ты задумал. И старый хозяин, и Сулейман,  проверяют нас. А ты, пар спусти, передохни. Мы  все под богом ходим.  Старый хозяин  за это отправил двоих  на тюремный режим.  И ты,  хочешь? 

- Что? Как будто не понял, - ответил я.  

- А то, что ты задумал не проконает! 

- Ты не гони.

- Начальник специально ставит машину около штаба. И делает вид, что за ней, нет присмотра. А когда выезжает  за зону, то ставит её в бокс и осматривает. Ты видишь у выхода из зоны,  там строится новый штаб.  Вот там,  как раз, есть боксик, в который он заезжает и вылавливает лохов.  Таких, - как ты! Что ты думаешь? Почему, он так быстро согласился с Шайтаном и принял нас «великих авто слесарей», -  сразу.  Он хочет на твою голову удавку накинуть, - сечешь? Для меня, это был удар ниже пояса, ответил:

- Были мыслишки, но не на его машине.  Свой план,  хотел рассказать потом.  Про машины, ты  забудь,  это не осуществимый вариант.  А если  хлебовозка? Сделать вторую,  переднею стенку,  разборную.

Он задумался. - Ну, ты фрукт, - медленно проговорил он. - Объясни мне, пожалуйста, откуда у тебя, простого парня, такая склонность к блатной интриге? - Эх, - сказал я. - Если зайца долго бить по голове - он спички зажигать научится.

- Без меня, хотел?  

- Ничего не хотел! Но варианты, обдумываю. Наш план остаётся в силе. Солдат продолжаю обрабатывать. Я ведь не собираюсь завтра бежать. Подошёл Шайтан. Похвалил нас, сказал, - вы быстро разбег набрали. Если так будем работать, то Сулейман, заставит нас гараж строить, остановитесь. Наша задача, ремонтировать машины так, чтобы они через неделю, обратно возвращались. А для этого скакуны, сегодня возьмете у меня книжку, ремонт автомобилей и вечером прочитаете. И побольше, вопросов задавайте. Чтобы иметь, хотя бы общее представление. И предупреждаю, - начальник приготовил нам ловушку. Он думает, что мы лохи и клюнем на него дешевые приёмчики.

Ты, Акмурад помнишь, - как Гармамед предотвратил, два побега. Расскажи Саше, я вас пройдох вижу насквозь! Об инструментах, не беспокойтесь, на этой неделе  мне брат привезёт.  На воле я  был, классным мотористом. Все моторы, которые  здесь  стоят на машинах, знаю,  как собственную ладонь!

А яму закончите завтра. Своё рвение, не  показывайте.  Запомните, - я вас вижу насквозь! Поживём, - там   видно будет.  Этот вопрос нигде, не обсуждайте. Всё, - идите к себе, а завтра, после проверки, сразу сюда.

Вечером случилось,  новое происшествие.  В здании  штаба зеки выключили свет и в темноте избили солдат.  В 23 часа в  коридоре выстроили нас и искали виновных,  но,  как  всегда, солдаты никого не опознали. Солдаты озверели, придирались ко всем мелочам. Все комнаты,  перевернули вверх дном, что искали, и сами не знали. Смотрящие им помогали, призывали, чтобы виновные сами признались. Азат лёжа на шконке, смеялся, говорил:

- «Кому тюрьма, кому приют. - Тут вечно пляшут и поют». На него глядели   ухмыляющие  нагловатые  лица.  Бяшим-ага ответил:

-  Не твоих ли это рук дело? Что-то пташечка  запела,  как бы кошечка не сьела. Тоска,  скука, не  знаешь,  куда себя девать.

Ты, что Бяшим-ага, - в сыщики записался? Смотри, старый верблюд! Для тебя, поговорку скажу, - «Иду бляхтить, подхожу бляхтить,  я хап, а это хопли»! - Так и ты.

Что на зоне ни произойдёт, всё  время меня подозреваешь. Умный понимает, а дурак по-своему может истолковать. Так, что со своими шуточками, ты можешь попасть  в непонятку. Ты же хорошо знаешь, что я не участвую в таких тусовках. Так вот, имей в виду. Аллах наш, сказал, - «Блаженные изгнаны правды ради, ибо их еси царствие небесное».

Поэтому заглохни и не выступай! Твои шуточки, прибауточки, уже до печёнок достали. Постепенно глаза Бяшим-аги стекленели, он начал так зевать, что казалось, вывихнет челюсть. 

- Отвечу тебе Азат притчей, - ты больше не заслуживаешь.

Так вот, вы знаете, что пирамиду Хеопса нашли во втором веке,  внутри её нашли высохший труп, а в попе этого трупа, был, воткнут  пергамент. А на этом пергаменте были написаны твои высказывания. Ты, понял?

Если хочешь, что-то сделать, то делай, - не болтай языком.  Если не можешь, - то закрой хайло и не гавкай. А сейчас, я ложусь спать. Попросил выключить свет. Азат не ответил. Он понимал, что скажет слово и Бяшим-агу тогда не сдержать. Своими словами, он как гвоздями приколачивал собеседника.

Той ночью гуляла в степи песчаная буря. Только здесь в БЛК-6, я видел песчаные бури, это не приятное, не выносимое зрелище, не сравнимо ни с чем. После неё в комнату набивался песок. Когда эти бури, завывали ночью, казалось ещё усилие и сдует наш барак вместе с нами. Морозная ночь пепельным туманом, заволокла зону. Чувствовались признаки, не далёкой весны.  Подумал о несостоящимся побеге на машине начальника и пришёл к выводу.

Все варианты побегов прорабатывались, ни одним мною, поэтому, так быстро Акмурад угадал моё рвение пойти в автослесари. Все  зеки думали о побеге. И лёгкие варианты не подходили. Об этом знала администрация колонии и готовила противопобеговые мероприятия. Солдатский вариант не подходил. Необходимо было придумать не  ординарный вариант.

Готовиться надо было тщательно, в таких делах лёгкие пути отсутствовали. А довериться кому-либо, в таких делах  нельзя. Даже на Акмурада. 

Утром узнали о новом происшествии на зоне. Поздно ночью, заключенные Бекмурадов Ага и Рябов, опившись карволола, чайником избили Бабаева Хезрета. За это Бекмурадова и Рябова, жестоко избили пехотинцы Рустика и отправили в ШИЗО.

Такого не должно было произойти. Это доказывало  близкую связь смотрящих с кумом. Как это произошло и почему такое могло случиться, никто не мог понять. Но знали, что идёт игра по крупному. И руководить, этой игрой кум. Но доказать, никто не мог. Когда пришли на новое место работы, то увидели, что помещение, выделенное хозяином под автомастерскую занято. Там стояла, шконка и на ней лежал, зек.

Когда Шайтан сказал ему, - чтобы  он выметался, то глаза его почти закрылись, лицо приняло, жесткое, нагловатое выражение. Затем, он выдвинул вперёд челюсть и пролаял, - что вы здесь делаете?

Шайтан подошёл к нему, сгрёб в охапку, вынес на улицу и выбросил. Тот вскочил и воскликнул, - я за это место  сто долларов заплатил!

- Ты, что это борзеешь, Шайтан? 

- Иди к Рустику или ещё, куда и разбирайся, - ответил Шайтан. Но он не уходил. Шайтан подошёл поближе и ударил его.

Зек не ожидал такой прыти со стороны Шайтана. Убежал. 

- Акмурад, - обратился я к Шайтану, - но, так ведь нельзя? Он  пожалуется и будет разборка. 

- Из-за него козла, я чуть срок не заработал. Распустил язык, за базаром перестал следить, вот и пришлось ему врезать. А он сюда, спрятался гнида. Мне никто, ничего не предъявить, о нём все  знают. 

- Ты, возьми Акмурад его вещи и выкинь на улицу, потом придёт и заберёт.

- За всё отвечаю я! А кликуха его, Стручок. Через некоторое время, Стручок вернулся и заявил:

-   Куда вы дели, мой  ящик с продуктами? Акмурад посмотрел кругом, ответил, - но здесь никаких  ящиков нет, мы ничего не трогали. Из-за угла показался Шайтан, в руке  у него был гаечный ключ.

Спросил, - что у тебя было? Стручок оторопел, он не  ожидал, что увидит Шайтана. Они смотрели друг на друга, как волк и ягнёнок.

Стручок почувствовал, как страх скользкой змейкой заползает ему за шиворот. Дрожащими руками, схватил матрас и убежал в сторону барака. Засранец!

 - Сказал Шайтан: - Затраханный татарин. Он теперь до конца срока, будет меня обходить стороной. А вы, - ни о чём не думайте? Думайте лучше, - где  спереть досок и сколотить навес. Сам себе ответил, - сегодня это делать нельзя. Солдаты, озверели. Их вчера в штабе хорошо  отделали. Нам теперь они будут мстить. Только себе хуже.

Вчера пришли к нам  в комнату, а мы не дали им даже чашки супа. Их теперь задача, заполнить все пять комнат в ШИЗО. Эту задачу, поставил их командир. Так, что надо поубавить прыть. А с Хезретом, что случилось?

 - Спросил Акмурад: - Это происшествие, мраком покрыто, кое-кто попал в ловушку кума. Но  они умные, пусть сами с собой разбираются. Но по всему видно, кто-то из  них стал на тропу войны. Добавил, - мы мужики, нам нечего терять. Подошёл нарядчик, спросил Шайтана:

- Ты, что это самовольничаешь? Почему мне не сказал, что Саша и Акмурад, будут работать с тобой? 

- Вот за это яшули извини, забыл. В этой комнате, спрятался Стручок. И  мне пришлось, выкурить его.

- Ты Шайтан, этим не отделаешься? Возьми заготовку и сделай приличный нож. Тогда с тобой будем квиты.

Нарядчик был плотный, плечистый, уже не молодой, но видно, очень здоровый мужик с глубоко посаженными глазами.

Увидели шедшего к нам Сулеймана, мы с Акмурадом спрятались за угол. Он осмотрел, помещение, сказал, - до конца дня, чтобы привели помещение,  в божеский вид. Затем обратился к нарядчику:

- Ты почему, мои указания не выполняешь? 

- Какие указания, - спросил он. 

- А такие! Я тебе приказал, чтобы каждый день по 15 человек направлял на строительство парника? Но ведь там нет материалов, - из чего строить? Сулейман поставил руки на бедра, ответил:

- В-первых, хочу тебе сказать следующее, - мои приказания не обсуждаются, и исполнять их вы должны так же свято, как заповеди самого господа бога. Если я велел подвесить неугодного мудака за яйца, такого как ты, - значит, ты  должен выполнять распоряжение в точности. Если ты ещё раз не выполнишь  мои приказания, я тебе глаз в жопу вставлю.  Ты, понял? Лицо нарядчика, налилось кровью. Он еле сдерживался. Они смотрели друг  на друга секунд двадцать. Нарядчик дрогнул, ответил:

-  Да, понял! Если понял,  то через 15 минут, чтобы все были на месте. А ты, Шайтан понял? Ораз по-солдатски ответил:

- Так точно, гражданин начальник. Сулейман улыбнулся.

Когда он ушёл. Ораз сказал, - видели? Видели, - как ты, каблуками перед Сулейманом щёлкал, - ответил Акмурад.

 Вот за эти слова, ты умник, побелишь всю мастерскую известью. Где будешь брат, - твоё дело! Как говорится, - «Ты начальник, я дурак, я начальник, ты  дурак». Сегодня, я твой начальник!

А ты, Саша из этой железки выточишь ножичек. Для кого, - ты знаешь? Ручку возьмешь у меня. А я пошёл доделывать машину начальника. Работу надо сделать до конца дня. А вечером Акмурад, щелкнешь каблуками и доложишь, что всё побелил.  Вопросы есть, нет.  Вперёд! И ушёл. Акмурад сказал, - как на такого можно обижаться?

Он всё говорит правильно и ясно. Только где взять или спереть извести. Напомнил ему,  что недавно ребята медчасть белили, там и возьми. До  вечера мы всю работу выполним. 

К концу дня, пришёл Шайтан, сказал: -   Дураков заставь  богу молится, они и лоб расшибут.

-  Куда вы торопитесь? Здесь никогда торопиться не надо, а то до конца срока не доживём. Все свои действия, надо пропускать, через голову. Пока вы здесь упирались, как папы карлы, - я шкалик водки заработал.

Ты, Саша иди к нарядчику, отдай ему нож и попроси от моего имени, чтобы он дал полбулки хлеба, банку кильки и пару долек чеснока. Он в курсе. Только ты спрячь под курткой и не нарвись на солдат. Я ушёл. Нарядчик молча отдал, что просил Ораз. И я понял, что они друзья. Спросил меня, - Шайтан берёт это на закуску?

- Не знаю, на что он берёт. Он проводил меня, хитрым взглядом. В мастерской закрылись. Ораз достал, какое-то  приспособление, в виде кружки. Налил туда водки, грамм двадцать, сказал:

- Утром пощелкал перед Сулейманом каблуками, а он мне приказал одно дело сделать, для вольного. А с того я срубил, этот шкалик водки. Вот она цена, щёлканья каблуками.

А теперь,  я скажу тост бродяги! Лицо его стало одухотворённым, задумчивым. В это время он думал о чём-то своём. Он сказал:

- «Я поднимаю свой бокал, за тех,  кто знает вкус неволи. За тех, кто полно испытал, всю тяжесть арестантской доли». А вам, - чтобы елось и пилось, чтоб хотелось и моглось. Выпил. Налил нам так же, как себе. С удовольствием поели кильку с чесноком. Ораз дал нам одну жвачку на двоих, сказал, - зажуйте? Запах водки отбивает сильно. Никто вас не унюхает. Акмурад спросил, - ты о чём-то задумался?

Что-нибудь случилось? Сейчас выпил водку, словно воду. Внутри какая-то пустота. Нет, у меня души, нет тела, осталось грязное, холодное чувство. Даже в минуты, расслабления, не чувствую удовлетворения. Только во время  работы забываю эту гадость. Это, наверное, привычка, работать.

Ничего не помогает, ни водка, ни наркота. Только работа и книги. Что вы уставились на  меня. Подумали, что крыша поехала? Нет, братаны, это что-то другое. Против этой болезни, нет лекарств. А болезнь эта, неволя, серость, скука, опостылевшие физиономии всяких Сулейманов.

Мне по жизни, ничего не надо! А нам братва ещё долго, одними тропами ходить. А настроение у меня такое потому, что вспомнил своих стариков и как-то пустынно стало. К морю, к простору потянуло.

- Отломали, отклеили мне  крылья! Но за десять лет, что осталось отсидеть, я думаю, они отрастут, приклеятся. Сейчас бы взлетел, запарил, над запреткой! Но рожденный ползать, летать не может.

Остается только мечтать и надеяться на лучшие времена. А пока надо приспосабливаться, коптеть, мучиться, крутиться, чтобы дождаться, когда прокуратура, суд, протрезвеет и приступить к пересмотру незаконных дел. А пока будем на параше, гноем захлебывается. Наступили тяжелые времена.

Видели, - как Иса начал разводить смотрящих, мало  не покажется! У тебя, что мозги расплавились, - спросил Акмурад.  Раз ты, на честный базар вышел. Ты же все их действия поддерживал, одобрял?

Вы, что думаете, эти смотрящие дорогу к счастью вымащивают. Не гони, молодой! Разводишь ты, реально. Только, не того рубишь, бычок! Никогда я не поддерживал, а выступал, и буду выступать, за справедливость. За налаживание, хотя бы видимого порядка на зоне. Не надо в меня рылом целиться? Мы ведь с тобой, из одной миски ели, философ. А смотрящие, проверки не выдержали, волки они, а не люди.

Ты, Акмурад не знаешь, что вчера произошло в комнате для свиданий! Что там могло произойти? - Спросил Акмурад. А ты спроси Сашу. он знает, что произошло. Иногда смотрю на Сашу, он всегда молчит или работает, как одержимый.  За душой у него скрытая боль. А как глянет, даже вздрагиваю, словно через  меня электрический ток пропустили. Ты разве не знаешь, что на зоне о тебе  говорят, после того, как ты отделал Окуня и его пехотинцев?

Окунь рассказывал, - что когда Саша с ним дрался, то из его глаз вырывались необъяснимые излучения. Ответил ему:

- Шайтан не лепи горбатого! Твои  фокусы, мы знаем, ты хочешь поссорить меня с Акмурадом. 

- Нет, Саша. Слово, сказанное здесь очень много стоит. Нельзя схватить рукой  сказанное слово, нельзя метнуть утерянный аркан.

- Не гуди Шайтан, - ты, пустой базар ведёшь. Переходи к делу, сказал а, - говори.

- Ты, о комнате для свиданий, да? Так вот вчера, Гусейнов Самед был  на длительном  свидании со своей женой. А до этого, задолжал 20 долларов, кому-то из смотрящих и обещал, что после свидания расплатится. А они не стали дожидаться конца свидания, пьяные сами пришли к нему туда. Объявили, - что он должен не 20 долларов, а 200!

Кто они, - спросил Акмурад? 

- Набатов Ялкап, Бекенов Гарлы, Розыев Торе, Мамедов Меред и Батя. Содрали с жены Самеда, все брюлики. Что, конкретно? - Золотую цепочку – трос, серьги, обручальное кольцо, перстень.

Вот бля, насекомые! А каково было Самеду? Так при жене его опустили. Он кинулся драться. Но они его отключили. В это самое время на улице стоял ДПНК - Сабиров Кемал, и он пальцем не пошевелил. А они ведь все марыйские, - Набатов их смотрящий. Гусейнов ночью вернулся в барак, взял нож и хотел Набатова завалить. Они его поймали, стали ломать, потом через Сабирова, отволокли побитого в ШИЗО и бросили, как собаку на бетонку, раздетого!

К утру, он уже не мог говорить, чуть не замерз, сейчас в санчасти откачивают. А он ведь мужик правильный. По закону должен состоятся сход и виновных мы обязаны поломать. Но этой же ночью Хезрета побили.

Виновных, тут же поломали и отправили в ШИЗО. А это по жизни, не правильно. Получается не приглядная картина. Бьют по воровски, а в ШИЗО отправляют по ментовски, - где тогда кум?  Почему он молчит?

Ведь сегодня, зона может ночью подняться и поломать всех смотрящих, а это бунт, введут войска. За массовые беспорядки, пострадают очень многие. Поэтому бояться надо того, кто не отвечает за нанесённое оскорбление. Самед поднимет всех, когда оклимается.

Вы, наверное, подумали, - для чего, я вам это рассказываю. А рассказываю я для того, чтобы вы, не ввязывались в эту мясорубку. 

- Чего-то не туда гнёшь, - оборвал Шайтана, - Акмурад недовольный. - А если это коснётся нас. Мы, что будем сидеть, поджав хвосты? Ты, что сомневаешься? 

Удивился Шайтан. - Да, как сказать, сомнение – мамаша правды. 

- Я думаю надо послушать обе стороны, тогда и принимать решение. Вот почему ты Шайтан, к нам не лезь. Спросят, - ответим! Умный поймёт, а дурака и звать нечего. Мы и не собираемся, куда-то лезть. За нас не беспокойся. Улыбаясь, сказал, - не согрешишь, не покаешься. У нас с Сашей давно кулаки чешутся на этих тварей. Нам бы основание поувесистей. 

Шайтан ответил: -  Зачем вам, этот шухер? 

Акмурад обнял Шайтана, ответил, - ты, что нас за быков держишь? Пусть они порезвятся, а мы посмотрим. Он напомнил пословицу: - «Если ты за кем-то охотишься, обернись, не охотится ли  кто-нибудь за тобой». 

- Вам палец в рот не ложи, вы с рукой проглотите.Хитро улыбнулся. За вас я спокоен. 

- Ты, Шайтан с нами хотел в шашки под давки поиграть. Прощупать нас, - да? Ты старше нас, опытнее, знаешь, что и как.  За праведное дело мы всегда готовы. Положись на нас. Остальные нам до фени. Правильно. 

Обратился ко мне: - Уж очень вы мудреные разговоры ведете. Поживём, увидим. Пойдёмте в барак. А то Бяшим – ага оставить нам с тобой от ужина, рожки да ножки.

Видишь, какой он, - ответил Шайтан.  Ты, его Акмурад, - бойся! За час вымолвил два слова. А сам думает, пробросы делает Шайтан. - Правильно Саша? Посмотрел на него, ответил:

- Вас не поймешь, о чём вы толкуете. Может быть, и прощупываешь нас. Глаза у тебя Шайтан, когда говорил, - всё время были в дыму. В каком дыму? Уж очень витиевато фильтруешь базар. А в главном, ты прав, - мы мужики! Нам разборки не нужны.

Все встали и пошли в барак. Шайтан пошёл к нарядчику, допивать свою водку. Мы вошли в комнату. Там, Азат рассказывал, - как сегодня у надзирающего  прокурора, зек по кличке Абрашка, портсигар вытащил. Когда тот заходил в штаб, он нечайно, как бы столкнулся и в это время из кармана вытащил портсигар. В это время в коридоре сидел Юсуп и всё видел.

А когда тот уходил. Абрашка испугался, догнал его, и говорить, - иду, гражданин начальник, - блестит.  Схватил портсигар, наверное, вы обронили, - протянул портсигар. Тот молодой, растерялся, расшаркался перед Абрашкой. Отдал ему все сигареты, которые были в портсигаре. И дурак, - сказал Гандым. Портсигар-то наш был, зеками сделан. Ему Иса подарил, - ответил Юсуп. За этого Абрашку, я втык получил от Исы. За то, что пустил его туда.

Он конечно не портсигар хотел срубить. Абрашка хотел, наверное, деньги у него, стырить, которые ему дал Иса. Чтобы этот зелёный прокурор не копался в нашем дерьме, - ответил Арслан.

Он лучше бы гунявый смотрел, как нас кормят. Вот за это ему и кум отстегивает. У них всё повязано. Ты, что думаешь, они об этом не знают. А вообще за чем он приезжал? Я почём знаю, - ответил Юсуп.

 Мы с Акмурадом переглянулись, подумали об одном и том же. Думали, - что Иса вызвал его по делу Гусейнова.

А кого–нибудь он из зеков вызывал, - спросил Юсупа, Акмурад. 

- Нет, - ответил Юсуп. 

Бяшим-ага спросил Акмурада: - Ты, что имел ввиду? Акмурад промолчал. 

Тогда Бяшим-ага сказал, - не темните, все о Гусейнове знают. Его час назад увезли в городскую больницу. Он очень плохой. Набатова быки, - отбили ему почки. А кум молчит. Там среди марыйских что-то назревает. Обратился ко всем, - вы, в их разборки, не лезьте. Смотрящие, во главе с Набатовым, выкрутятся. Кемал давно доложил Исе. Пусть у них голова болит. Такого беспредела, на зоне ещё не было? А проучить их, - надо бы. 

Вошёл Тойли сказал, - Кеджалов Мурад передал, чтобы мы не лезли в разборки марыйских. Что случилось? - спросил Акмурад. 

- В 25 хате, марыйские бьют Мано и Батю, - за Самеда. Их смотрящий  Набатов с Рустиком усмиряют. Но не могут. Арслан сказал, - как может Набатов усмирять, если он сам организовал, этот беспредел?

Тойли ему ответил, - это не твоё дело, сиди и не рыпайся. Арслан махнул рукой и сёл на шконку. - А ты, Тойли считаешь, - что они правильно поступили? Что такого джигита стреножили.

Вечером после проверки, объявили сход, - вот там и решать, - кто прав, а кто виноват. А ты, Арслан, - усохни! А то нарвёшься! 

- На что я нарвусь, что ты нам втираешь. Ты Тойли, - меня не пугай, - я пуганный?

Что не видишь, как по зоне беспредел катит. Как снежный ком. А кто его остановит? Кому положено, - тот и остановить. Он вышел из комнаты. Арслан продолжил, - вот их суть. А Тойли, - подлизывается к ним с присвистом. Увесистый вопрос, ты ему задал. Как растревоженный кабанчик побежал, - продолжил Бяшим-ага. Смотрящие сами на нож просятся! Чует моё сердце, не кончится это дело добром.

Строго посмотрел на нас, сказал, - «Паны дерутся, у холопов чубы трещат»! Не зря я сегодня во сне раков видел. Вот сон и в руку. Раки это к драке. А ты, Арслан не выступай, - молчи и смотри. Если перегрызёмся между собой, тогда хана.

Сход, разборки, пусть проводят те, кто заварил эту кашу. Арслан ответил, - ты, что в натуре мелешь? По одному они нас всех передушат. Самед правильный зек, он по жизни мужик.

А они тронули мужика. Если все мужики не поднимутся и на ножи их не поднимут, конец нам будет! Я тебе, что сказал:

- Уймись, - такими словами бросаться не гоже. Встал, подошёл к Арслану, вынул сигарету и сел рядом. Смоли Емеля, - пока твоя неделя! Ты, Арслан, во всём прав. Но пока не время. Надо посмотреть, что будет дальше? Что предпримет, хозяин? А ты, своей горячностью, только масло в огонь подольёшь. 

Арслан повернулся к нему со стремительностью кобры, ответил: - Куй железо, пока горячо! Они заболтают нас своими понятиями, тихо разведут строптивых. А потом по одному придушат. Бяшим-ага встал и сказал, - короче, сидите здесь тихо, не рыпайтесь, а я схожу кое – куда, прощупаю обстановку.

Потом решим, - что делать? Встал и ушёл. Вернулся через полчаса, рассказал, - дела таковы. Мано и Батю отправили в санчасть, а Набатова, лично пришёл Иса и отправил в ШИЗО. Остальных увели в штаб, там их допрашивают. Так, что Арслан твои потуги были напрасными. Иса нервничает, показывает, какой он справедливый.

Этот мент под себя всех подмял, всех ссучил, натравил друг на друга, стукачами сделал, всех заставил дерьмо хлебать.

А сейчас икру мечет, видит, что натворил! В барак ввели дополнительно 10 солдат с дубинками. Развёл он зеков, - топорно. Чует моё сердце, что у него самого рыльце в пушку. Я сел играть в шахматы с Юсупом. Играли, но думали о происшествии. Юсуп тихо меня спросил:

– Откуда Бяшим-ага мог знать, что Иса, что-то задумал? Сегодня, я подслушал, интересный разговор, в кабинете Исы.

"Через дверь", - спросил его? 

- Нет. Как, ты говорил, через кружку. А разговор вёл Иса, знаешь с кем? 

Поднял на него глаза, сказал, - что я тебе цыганка! Если хочешь, говори, - а не хочешь, не трави душу. Сам посмотрел на окно. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Сквозь решетки видны были несущие серые облака, предвещающие бурю. Я догадывался, с кем говорил Иса, был почти уверен. Юсуп мне ответил, - а говорил, он с твоим «другом» - Гараджаевым Гочмурадом, о тех событиях, которые сегодня происходили.

Я медленно поднёс палец к губам, тихо ответил ему, - больше ни слова! Потом поговорим. А ты не боялся, это делать? Страх ползал по спине, как змея. От их разговора отойти до сих пор не могу. Вот поэтому молчи.

К нам подошёл Азат, стал подсказывать, как играть. Потом, сказал, - я не могу понять, - как вы выдерживаете такую муку? Так долго думаете над ходами. Вынул из кармана карты. Вот, где нужна быстрота мышления, может, организуем банчок.

У тебя 8 тузов в колоде, - играть не будем. Вдруг услышали голос Акмурада, - помогите! Мы подбежали и увидели, - бледного, оседающего на пол Бяшим-агу. 

Положили его на шконку. Дали валидол. Акмурад побежал в санчасть. Быстро вернулся, сказал, - там никого нет, кроме медбрата. Нашли зека - врача. Он осмотрел Бяшим-агу, сказал:

- Ему нужны лекарства, а их нет. У него сердечный приступ. Поите его горячим чаем. Его надо срочно отправить в больницу. Пойду, скажу дежурному по колонии. Но сразу предупреждаю, - что это пустой номер!

Всё равно сейчас автомашин нет. А из города скорая помощь, сюда не поедет. Расстояние 30 километров. Он ушёл. Бяшим-ага лежал тихо. Только говорил, - что внутри всё болит. 

Азат, предложил: - Могу достать опий, но нужны деньги, - 50 тысяч манат. Стали искать. Набрали 40 тысяч. Вернулся, врач - зек.  Ничего не получается, надо ждать до утра. Спросили его о наркотиках.  Это не поможет и не полегчает.

Хотя  ночью может, заснет. Азат принёс немного опия. Развели с чаем в пиале. Заставили выпить. Постепенно, он заснул. Утром отправили его в санчасть. Начальник санчасти, нам дал список лекарств, сказал, - ищите. Что ему надо, - у нас нет.

Так, он пролежал, две недели. Лекарств, мы не нашли. Еду, мы носили ему сами из комнаты. Потом нам врач, сказал, - его надо отправлять в Республиканскую тюремную больницу, но мест там нет!

Опять получился, замкнутый круг и опять впереди нас стояла Стена. Дежурили, мы с Акмурадом по очереди. Рано утром меня разбудил Акмурад:

- Пойдём, - тебя зовёт. Он лежал на больничной шконке, - огромный, не подвижный, строгий. Закрылись воспалённые, выпуклые глаза, когда-то синеватые сумчатые мешки под глазами, побледнели яркие склеротические краски на лице. Оно стало благообразным и важным.

Улыбка сбежала с его лица, но оно по-прежнему лучилось ясным и тихим светом. Лучащееся светом лицо Бяшим-аги стояло передо мной и заслоняло всё, - и ряд шконок, и копошившееся на них человеческое месиво. Ничего не осталось. Только два глаза, опущенные редкими седыми ресницами на них, на ресницах - две слезы, мутных старческих слезы. Две мутные слезы спали с ресниц, прокатились по тропинкам морщин и, повиснув на волосах бороды, попали в последний отблеск уходившего зимнего солнца. Зарозовели в нём, ожили двумя жемчужинами и растеклись.

Старый и больной, он угасал на наших глазах. Но ни телом, ни духом не упал, не сломился и не зачах в этой преждевременной могиле, в которую его заживо похоронили. То же сухое, жилистое и упругое, как у юноши, тело. Те же живые, молодые глаза, которые, казалось, стали ещё добрее. Только матовая бледность лица выдавало его: видно было, что в своей арестантской жизни. Живительные лучи его не окрашивали, ни цветом здорового загара, ни краскою крови его впалых щёк и белого как мрамор лба.

В нормальных условиях, около внуков, наверное, прожил бы ещё много лет. Для нашей зоны, требовалось, железное здоровье. Постоянная летняя жара, а зимой холод: пронизывающий, острый, постоянный ветер. Грязное тело и зуд. По очереди ухаживали за стариком, кормили, умывали – сам не мог. Азат ухмылялся, - напрасны ваши ласки и хлопоты, не помогут.

Акмурад и я договорились с самого начала, ничему не  поддаваться. Ни холоду, ни жары, ни грязи, ни отвращением, ни плохим настроениям. Терпеть, поставить на ноги Бяшим-агу. Но мы были не подвластны обстоятельствам, которые нас окружали. На зоне в воздухе, витал дух горя. Запах человеческого страдания. Им пропитан был каждый сантиметр, каждая пора в бараке и санчасти.

Если бы горе дымилось, как огонь, то зона круглые сутки была бы окутана дымом страданий, переживаний, голодом, унижениями человеческого достоинства. Очень трудно уходила жизнь из широкой груди Бяшим-аги. Мы только раз услышали от него глухой и сдавленный, как во сне стон.

Тюремный врач отошёл от Бяшим-аги, вытирая полотенцем руки, с подобранными рукавами, бледный, но внешне спокойный, на молчаливый вопрос Акмурада, ответил, - безнадёжен!

Моя помощь не требуется. Но удивительно живуч! Губы у Акмурада тряслись, потерянный взгляд бродил по палате, не видя беспорядочно толпившихся зеков. Арслан шёл со склонённой головой, и страшно резко обозначились, на висках его вздувшие вены, а две поперечные морщины повыше переносья краснели, как шрамы. Акмурад, почти вплотную, прижался к шконке, как провинившийся школьник, ковыряя, ногтями глину штукатурки и не вытирал, катившиеся по щекам слёзы.

Каждый из нас по-своему переживал, потерю сокамерника, балагура, наставника. Другом его назвать, мы не могли. Но было общим, свалившееся на нас огромное зековское горе. Глаза Бяшим-аги, до сего мгновения, горящие двумя яркими угольками из-под бровей, разом потухли. Морщинистые руки, лежавшие на постели, задрожали. Бяшим-ага умер в 7 часов утра. Перед смертью к нему вернулось сознание.

Коротко взглянув на сидевшего у изголовья Акмурада, задыхаясь, проговорил, – чего же ты плачешь, - шнурок?  И улыбнулся!

Но тут кровавая пена, пузырясь, хлынула, из его рта и только сделав, несколько судорожных глотательных движений, привалившись белой щекой к грязной подушке, он тихо заговорил:

-  Не надо!  Попытался улыбнуться.  Заговорил, - я рад смерти. Буду рядом с моими мальчиками! С ними – то, может и я бы год-два прожил, а без них, что-то мне тошновато, стало на белом свете маячить. И им со мной веселее будет лежать. Перестанет щемить проклятое сердце, а то никакого покоя мне от него не было.

А вы, обещайте, - что останетесь правильными зеками и людьми! Акмурад, не выдержал, зарыдал. Бяшим-ага тяжело, с протяжным стоном, разогнулся и затих…

У меня по спине пробежал мороз. Защемило сердце. Вошёл начальник медчасти, сказал, - у него есть, чистое бельё? Кто-то ответил, - найдём. Тогда ты, - указал на Акмурада, - принеси. Повезём в город на вскрытие.

- А вы, что не знаете причину смерти? Вы же мусульманин? Знаете, что это делать нельзя. Вдруг он, взорвался.

- Это ты, - его загубил! Ты, - не отправил в республиканскую больницу. Будь ты, проклят! Тебе он будет ночью сниться, запомни это, отмороженный! Раздолбай, Мамай, губастый!

Низенький, худой капитан, ничего не ответил. Ушёл к себе в кабинет. Я увёл Акмурада в барак. Акмурада, трясло от бешенства.  Он ругал всех и всё. Ребята  в комнате стали успокаивать его. Потом, он сказал, - надо ведь его помянуть?  Сердар молча встал и ушёл. Вернулся быстро, из-за пояса вынул бутылку водки.

Акмурад встретил его счастливой и признательной улыбкой. Вся комната села на кошму. Разлили водку в пиалы. Акмурад сказал:

- Помянем грешную душу Бяшим-аги, моего земляка. Как-то стало без него скучно. А теперь, - как нам без него жить? Он нас каждый день под страхом держал, от чего-то постоянно сдерживал, ненавязчиво советовал, готовил тюремную похлёбку, не был смотрящим, но его все уважили.

Осталась одна голимая скука. Какая у нас с ним была дружба? - Да никакой! Чего стоили, его словесные баталии. Потеха, а не жизнь у нас с ним была. Выпили. Азат, съехидничал, - что ты нюни распустил? Акмурад встал, ответил:

– А моё горе, при мне останется, и пошёл, сгорбивший. Я встал и пошёл за ним. Мы вышли из барака.

Далеко вдали громоздились, тяжелые грозовые тучи, наискось резали небо молнии, чуть слышно погромыхивал гром. Акмурад, сказал, - ох, Саша, как же он нас с тобой осиротил. Он ведь был нам здесь, - вместо отца. Только, мы это не замечали. У него никого не осталось. Зачем ставил, - дорогостоящие памятники?

И любой ценой! А цена то, - оказалась очень дорогая. Был бы на свободе, был бы живой. Да и здесь спокойно не сидел.

Всё ему нужно было. Не отдавал приказов, а своими действиями, управлял нами. Такие, как Бяшим-ага должны быть смотрящими на зоне. Только зачем ему это нужно было. Нас ведь всё раздражает и начальство, и предстоящая работа, и холод, и жара, и стоящий рядом товарищ. Зек спорит с небом, с лопатой, с камнем и с тем живым, что находится рядом с нами. Малейший спор готов перерасти в кровавое сражение.

Это нужно было Бяшим-аге. Он ведь не поступал по принципу: если хочешь быть здоровым, ешь один и в темноте. Вот за это я покойника и уважал. А то, что Азат плетёт, мне до фени. Подошли к мастерской. Шайтан сказал:

- Сегодня работы нет, вы можете пофилонить. А то, что Бяшима не оставили одного, молодцы. Это вам зачтётся. Показал пальцем в небо. Только не болтайтесь по зоне.  Вижу, что вы помянули Бяшима.

Акмурад спросил Шайтана, если нет родных, - где хоронят? Шайтан ответил, - как, где? На кладбище в г. Туркменбаши есть местечко, там хоронят таких, - как мы. Ставится доска с номером. Если родственники хотят забрать тело, то забирают.

Поднялся сильный ветер с песком, мы пошли в барак. Потом ветер утих, ночью прошёл снег и снова, выглянуло солнце. Это  была ещё не весна, но зима уже отступила. Воздух насыщался влагой и мягчал.

Похоронили Бяшим-агу на кладбище для заключенных. Юсуп в спецчасти видел свидетельство о смерти. И могилка его была пронумерована 292 номером. Судьба и над мёртвым, посмеялась. Это была статья, по которой, осужден Бяшим-ага на десять лет строгого режима. А отсидел он, всего три года.

Сокамерники шутили, его даже мёртвого не помиловали. А оставшие семь лет, он отбудет спокойно, без Сулейманов, дубаков.

Там ведь собралась потусторонняя зона из 292 зеков. Бяшим-ага там уж точно будет смотрящим, - сказал Акмурад. Бог забирает лучших, он жесток и беспощаден. Он и здесь был правильным зеком, а там и подавно. После смерти Бяшим-аги жизнь в комнате пошла и поехала наперекосяк, и боком, и вверх тормашками. Та атмосфера, которая была, во взаимотношениях была нарушена. Сердар стал поваром, Азата из комнаты выгнали за то, что превратился в мелкого торгаша.

В комнату пришёл Кемалов Ислам. Мне и тогда представилось, что я вижу перед собой огромного, исполинского паука, с человека величиной. Он был, ужасно силён, сильнее всех на зоне. Выше среднего роста, ходил сутуловато, смотрел из подлобья. Когда вошёл в комнату, то напоминал медведя, спускающего к своей жертве, хищника, готового разорвать на части.

Срок у него был не большой, судим, он был за хулиганство. Сразу заявил, что он не признаёт смотрящих, по понятиям жить не собирается. А хозяин у меня один, это начальник колонии. Жил спокойно, выполнял все распоряжения администрации. Смеясь, говорил:

- Кто меня окружает: убийца, указывал на Акмурада, разбойник указывал на Гандыма, грабитель, указывал на Тойли, мошенник, указывал на Арслана, насильник, указывал на Сердара.

- Что же, получается, заснешь, так вы меня можете убить.

- Ограбить, обмануть и изнасиловать, - добавил Арслан. У тебя форкоп, солидный. 

- А вот это делать, не надо, сразу откушу  и не поморщусь. Он очень страдал, от недоедания. Постоянно жевал чёрный, жесткий сухарь. Он говорил:

- У каждого человека борются два человека, хороший и плохой, происходит, раздвоение личности. Давайте братцы будем хорошими. Жизнь коротка, в ней нет места для ссор и споров. А судья вот он, показывал огромный кулак, с голову ребенка. Сюда, я попал из-за чего? Выставил вот эту штуку и один шустрик не него нарвался. Их было трое, а я один. Они на свободе, а я здесь. Ему Акмурад, отвечал:

- Ты, Ислам не гони! Таким кулаком, можно телёнка убить. Он божился, что никого не бил. Просто нарвался не на людей, а на отморозков.

Если бы знал, что сюда попаду, то эту штуку привёл бы в действие как следует. Вот о чём жалею. Когда он отказался дежурить по комнате, ссылаясь на то, что приболел. Арслан с Акмурадом ему положили под простынь нитку и подушку посыпали мелом. Когда легли спать и стали тянуть нитку, он вскочил, включил свет и стал мять простынь. Тойли, сказал, - змея уползла, поищи? - стал смеяться. Я эту штуку, уже опробовал. И она будет  всегда заползать к тебе в постель, когда будешь отказываться от дежурства, - понял? Он тоже, засмеялся, ответил, - понял! Утром Тойли, сказал ему, - ты голову отряхни. А то, на чучело похож! И приступай к дежурству. Здесь нужна, не только сила, но и голова тоже. Ты ведь сам говорил, - куда попал. Попал ты к нормальным людям и делай то, что и они делают. Мы, ведь кушаем из одного котла.

Будешь фордыбачиться и удав на шконку, заползёт. На хитрую попу, ты знаешь, что бывает.  Короче! - Живи, как все. А как будешь жить, с понятиями или без понятий, - это твоё дело? На гитлеровских концлагерях, было написано: - «Каждому, своё»! А у нас, -  «с чистой совестью на свободу».

- Сечёшь разницу? Добавил, - у нас по приговору, а у них любого хватали и отвозили. Да, где же, она разница, - воскликнул Акмурад. Где? Вонь одна, грязь, кровь с дерьмом перемешана – вот и всё, что мы видим. Кроме ничего.

И вся жизнь такая. Теперь, мы ничто,  люди с биркой, - пустота! У выброшенных в этот лагерь, нет будущего, ни настоящего. Было только, прошлое. 

- Это ты перегнул палку, Акмурад, - вставил Ислам. Вы, что это плетёте? У меня на воле осталось, двое малолетних детей. А я выйду через 3 года. И что, у меня нет будущего? А кто моих детей будет кормить, - ты? И думаешь, - я здесь стану волком. Ну, нет!

Такие разговоры, не по мне. Нам ведь нет и тридцати.  А судимость, нормальному мужику не помеха. Не буду шататься по кабакам и пивным, буду работать, чтобы забыть, эти кошмарные дни. Я уже сейчас скучаю, - по своим пацанам.

Кто захочет меня здесь перековать, тому глотку перегрызу. А что положено, - буду делать. А ты, Акмурад, - засунь свои речи, себе в одно место. Всё зависит, от нас самих.  А ваши понятия нужны тем, кто хочет прокатиться на чужой спине. Согнулся и комически, показал:

- Попробуйте сесть на эту спину. Уж я его прокачу по первому разряду. Что костей не соберёт. Все засмеялись. Он выпрямился, сказал, - надо, чтобы слова, не расходились с делами. Говорим своим родным одно, - а делаем совсем другое. И я вижу, - ты такой. - Мы все здесь мужики. И на твоей спине, никто не собирается кататься. Живи, как хочешь. Но порядки установленные здесь, - обязан выполнять.

- Когда тебя назначили дежурить, ты сразу отморозился, - приболел. 

- Но, я ведь действительно, плохо себя чувствовал. Надо было, замениться с кем – нибудь. А ты, вильнул, не в ту сторону. 

- Об этом, я не знал.

- Так, знай.  

- Что, ты на него наезжаешь, - сказал Гандым. «Малыш», - всё понял! И кончайте фильтровать базар. Мы Ислам, - все хищные, зубастые волки. И мы, как положено в стае, придерживаемся традиций, - ты знаешь, как охотятся волки?

- Знаю, - ответил он. Но мы охотимся не на живых существ, а на еду, где подвернётся, там и добываем. 

- Это как, - отнимаете, что ли? 

- Нет. Где купим, где обменяем. 

- Ну, тогда, вы не волки, - а барыги. 

- И здесь, ты не прав. Шустрить надо.

У него как-то разом пересохло во рту. Он сухим языком облизнул губы.  Встал, взял чайник и чуть ли половину выпил, сказал, - а вот насчёт жратвы, я не знал, что здесь в столовой не кормят.

Это действительно, серьёзная проблема. Я всё время, - жрать хочу. Он сел рядом со мной на шконку. У него на языке вертелись разные вопросы.  Но гордость мешала ему их задавать. В разговор вступил Сердар. Он обратился к Акмураду, - в одном с тобой, могу согласиться. Ты правильно сказал, - что у нас осталось прошлое. Прошлое, – оно ведь всегда с нами. Из сердца его не выкинешь.

А уж, как оно потом хранится , то ли теплом греет, то ли холодом могильным знобит, – это ведь от человека зависит. И Ислам прав, без надежды жить нельзя. Я знаю, - ты Ислама проверял.

Ты, не такой человек. Так-то оно так. Да ведь, как докажешь, - что у тебя за душой именно то, а не это. У нас не надо доказывать, всё видно, как на ладони. Ислам посмотрит, как мы ведем себя, притрется и всё будет, нормалёк! В узких глазах Ислама, сверкнула недобрая, тигриная тревога.

Он резко ответил, - что вы обо мне заботитесь, я сам, как-нибудь, разберусь! 

- Разобраться, ты разберешься, - но имей ввиду. Наш  лагерь, это банка с пауками, где идёт постоянная борьба между враждующими группировками. Между зеками и администрацией, - между зеками, - комнатами. Можно ничему не удивляться. Но ошибка здесь дорого стоит. И наша задача, чтобы, ты быстро вписался в эту обстановку.

Твои кулаки могут помочь, только отсрочить беду. Из-за угла заточкой, где-нибудь, около дальняка, пырнет сорококилограмовая шмокодявка и кранты. Загнешься в два счёта! Ты слушай, не смотри на меня, как бык на новые ворота.  Это говорят тебе,  твои хлебники. На сегодня сложилась такая обстановка, что как-будто, все слегка побаиваются Сулеймановского управления.

Впрочем, атмосфера его вседозволенности и безнаказности, настолько расхолодила даже молодую поросль. Никто не знает, что будет завтра? Начальство из Ашхабада, что приезжало. Мало кто из них вообще нюхал тяжкий смрад зоны, не говоря о знании наших повадок и обычаев, но советовать и указывать, - они мастаки. Им хоть, слава Богу, ума хватило понять, что зона – особый и не безопасный мир, со своими непререкаемыми законами и обычаями и что не только простых зеков, но и славное виртухайское племя им не раскусить.

Сулейман не привык к тому, чтобы в его «доме», кто-то командывал помимо него. Не глупый он телёнок,  матерый волчища, такого на хромой козе не объедешь. Но и ему пришёл конец. С Ашхабадскими начальниками не побалагуришь, глаза стеклянные, рожи каменные. На Сулеймана противно было смотреть, как он под ними выгибался. А Сулейману есть, что терять, - продолжил Акмурад.

Только за свидания, он за один день снимает, около миллиона манат. После воспитательных разговоров. У Ислама был жалкий вид, словно его стукнули – дубиной по голове. Он не обращал внимания на стоявших вокруг него, как мухи в вокруг банки с мёдом. У него появился, отсвет ненависти в чёрных глазах. Зашёл Тойли, сказал, - скажите, а что это за важная птица такая, - указал на Ислама, что вокруг него такой хоровод.

Пусть он живёт, как хочет, а там время покажет. Ислам от последних услышанных слов, побагровел, стал красный, как рак. Тойли продолжил, -  Ислам не думай, если тебе бог послал такую силу, ты бога за яйца поймал. Твоё сердце, покрыто льдом, оттай его, докажи, что ты остался настоящим мужиком. А пока, мне твоя физиономия залётная, на размышления наводит. Здесь собрались самые, самые, ты уже наши достоинства охарактеризовал, которым терять больше нечего.

Все посмотрели, на него. Ему оставалось, единственное – невероятным усилием воли подавить в себе, закипающею ярость. Он широко улыбнулся, холодно - автоматически. И мускулы, на лице напряглись. Он похож был на хищного зверя, припавшего к земле перед тем, как прыгнуть.

Последовавшая  затем тишина, развеяла напряженную обстановку. Он встал и ответил всем сидящим, - что вы меня, убеждаете? Я всё понял!

Постараюсь, даже прислушиваться и выполнять то, что вы сказали. Я понятливый. А какой, ты понятливый, - объясни.  Вклинился в разговор, появившиеся Азат.

Да, присохни, ты лось! - Ответил, Тойли. Стали, расходится по своим делам. Меня позвал Юсуп на улицу, сказал, - у меня всё получилось. Я весь разговор Штопора и Исы, подслушиваю уже два дня.

И стал рассказывать. Свою карьеру зека, Гараджаев Гочмурад по кличке Штопор начал три года назад после разговора с Хакбердыевым Исой. В то время Штопор ходил в помощниках у смотрящего зоны и обязан душить всякое сопротивление мужиков. Несмотря на средний рост его, побаивались – был он резок и непредсказуем и, не раз случалось, одним ударом опрокидывал, двухметровых верзил, таких, - как ты!

Самое большое, чего он желал тогда в своей карьере, так это сделаться одним из смотрящих зоны или, во всяком случае, добраться до помощника и жировать вместе со смотрящими за одним столом. Место же смотрящего ему не светило по одной причине. Штопор был барыгой. С ментами всегда держался прохладно и общался с ними только по делу, прекрасно осознавая, что подобные знакомства заканчиваются плачевно.

Однако с Исой у Штопора вышло совсем иначе. Иса умеет расположить к себе, держится непривычно просто, весело и умело рассказывает похабные анекдоты. С таким талантом, как у Исы, нужно было обольщать девок  или быть артистом, а не сидеть в глуши, заместителем начальника колонии. Позже Штопор убедился в том, что совсем не напрасно в лагере говорят, будто бы в каждой комнате у Исы свои люди.

С Исой полагалось держаться особенно осмотрительно – за маской простака прятался неимоверно изворотливый, расчетливый и гибкий ум. Такие люди как Иса, способны одним своим видом заморочить голову кому угодно. Если бы я не знал, что он заместитель начальника, то его разговор можно было бы принять за блатного, который «чалился» на всех зонах Туркмении. Во всём облике Исы угадывалось что – то от авторитета, знающего себе цену и силу своих слов. Возможно, характерные жесты и слова к нему прилипли сами, от общения с подопечным контингентом. 

- Что ты, мне  рассказываешь про Ису, - ты мне о деле говори, - прервал я рассказ Юсупа.

- Не перебивай, - ответил мне Юсуп. Я сам хочу понять, эту гниду, Штопора. Я слушал, настоящий детектив. Ловил каждое слово. А ты, умей слушать, - не перебивай.

Так вот их разговор происходил необычайно и совсем не был похож на дружественную беседу. Когда Штопор пришёл в его кабинет, Иса, огорошил Штопора.

– А ведь ты запачкан, Штопор? 

– И где же? – удивленно воскликнул Штопор. 

- Штопор, - с недоумением воскликнул Иса,  - да ты не туда смотришь! Ты не спереди смотри, а сзади. Не видишь, сочувственно вздохнул Иса. А впрочем, такое сразу не разглядишь...Чтобы резьбу на заднице заметить, нужно сначала штаны снять. Может, тебе лучше к зеркалу подойти?  Штопору не однажды приходилось слышать о том, как Иса вербует агентуру, под тяжестью обличительных фактов склонялись даже самые непримиримые, но если бы ты слышал Саша, - как он испугался. У меня сердце защемило от радости, такое услышать, я не мог даже мечтать. 

Не стал перебивать Юсупа.

- Штопор понял, что Исе стало известно о самой сокровенной его тайне, которой он страшно боялся, опасаясь, что однажды она станет достоянием авторитетов и тогда прежние приятели запинают его на полу барака. А Иса, как настоящий палач, смачно стал рассказывать Штопору, как его на малолетке в  г. Байрам-али, осужденный Айли заманил в туалет и, накрыв своим огромным телом наиздевался над ним, как над девкой.

На мгновенье Штопор почувствовал, как его парализовало, а потом, сглотнув горькую слюну, рухнул на колени.  

- Ты Юсуп, не гони, откуда ты это видел? Ты, всё это придумал, - да! - оборвал его я.

- Саша, клянусь матерью, от себя я добавил о горькой слюне, в остальном, всё, правда. 

- И что дальше?

- А что дальше! Штопор взмолил Ису, – что надо? 

– Ты не бойся, всё останется между нами. Я ведь и не такие тайны с собой ношу. А твоя она – пустяк! Если бы я тебе рассказал всё, что знаю, так ты бы мне не поверил.Но на это, я не имею права, иначе я бы не был опером. Сболтнешь лишнего, а потом человека порежут.

Милый ты мой, я знаю много таких, которые обслуживали смотрящих. Возможно, некоторые и знают про них, да молчат, а слово одно лишнее скажут, так их самих в петушатник отправят. А твой случай сущая безделица. Ты не держи на меня зла, что поделаешь, работа у меня такая сволочная. Думается, что мы с тобой ещё подружимся.

- Подружимся, говорите.… Чтобы человека на свою сторону перетянуть, вы его всегда сначала мордой в дерьмо суете? - А вы, как в холопы вербуете. Молчишь, та же, методика и у вас, и у нас одна и также. 

Иса вновь, сказал: - Ошибаешься, Гочмурад, это не дерьмо. Вспомни телёнка, который отворачивается от чашки с молоком, пока его носом туда не сунешь. Вот так и ты. Да ты расслабься, - Штопор. Может выпить хочешь?  Водочки! Для такого гостя, как ты, мне ничего не жалко.

- В глотку не полезет. 

- А вот это ты напрасно, - мягко укорил его Иса. Знаешь, водочка – вещица полезная, если конечно, употреблять её в меру. Снимает стресс, расширяет сосуды.  А мы с тобой приближаемся к тому возрасту, когда себя следует беречь. Иса налил себе и выпил.

Крепкая! Как её только пьют, проклятую.… Знаешь, Штопор, я давно к тебе присматриваюсь. В тебе есть нечто такое, что отсутствует у многих. Характер! И не просто характер, а воровской характер. Не зря говорили в старину: «Ищи смелого в тюрьме»! Ты из таких. А потом, в тебе есть честолюбие и я уверен, что ты не будешь довольствоваться ролью тупоголового гладиатора, который по указке смотрящего готов проломить голову любому. Ты пойдёшь выше! И я помогу тебе в этом, но ты в свою очередь должен продолжать исполнять любое моё распоряжение.

Так же поступать, как с группой Набатова Ялкапа. Но там ведь ты знаешь, - как получилось? 

- А что, я мог сделать? Кто мог ожидать, что у этого отморозка, Набатова, - крыша поедет. Не могу понять, зачем он ободрал жену Гусейнова.

- За Набатова, пусть голова у тебя не болит! Его осудят и отправят на тюремный режим. Он сильно, многим мешал. Но перейдём к делу.

Сейчас обстановка накалена, нужно срочно попридержать мужиков. Они слишком много рассуждают, ты должен будешь срочно найти управу на них. В первую очередь, с 15 и 24 хатой. Да ты не мельтеши, - присядь! Любезно разрешил Иса. И когда Штопор тяжело плюхнулся на стул. Иса продолжил, - теперь мы с тобой встречаться будем почаще. Не хочу повторять, но этот разговор должен остаться между нами.

Я был шокирован, по спине прошел холодок, когда я слушал последние слова. 

Какой сучара, этот Штопор - сказал мне Юсуп. 

- А ты понимаешь, что ты себе удавку на шею одел.  

- Понимаю Саша, что здесь не понятного. Он у нас теперь в руках. 

- В каких руках, - что ты мелешь? Откроешь рот, - тебя разорвут.  Где у тебя доказательства? Поэтому молчи! Пока неизвестно, как карты лягут. С одной стороны, тянуть нельзя, а с другой – поторопишься и суетой всё дело испортишь. Смотрящие, – народ подозрительный, осторожный, проницательный.

Давай договоримся так, ты прекращаешь подслушивать Ису, - будь осторожней, внимательней. Когда будут, железные доказательства, мы прижмём Штопора. Заставим работать, на нас. 

- Это как? - спросил Юсуп. 

- Не спеши, надо думать, думать и ещё раз думать. У нас появятся, факты в отношении смотрящих. В душе был, очень рад, что Штопор, так позорно провалился.

Юсуп продолжил, - а каков Иса? Он в совершенстве владеет искусством ведения разговора. Он умеет быть раскрепощенным, откровенен, как грешник на исповеди и лучезарной улыбкой умеет расположить к себе. Этому невозможно научиться в милицейской школе, скорее всего, это был божий дар. Слушай их разговор дальше, -продолжил Юсуп.

Штопор спросил Ису, - как ты узнал обо мне? 

- Можешь не волноваться. Айли уже нет в живых. Мы были с ним большими приятелями. Возможно, он хотел использовать тебя как-то в своих целях, но исполниться этому, как видишь, было несуждено.

- Ты говоришь так, как будто я уже дал своё согласие.  

- Поразмысли, Штопор, - у тебя нет другого выхода. Ты же неглупый парень и должен понять, что мы нужны друг другу.

Я многое сумею для тебя сделать. В моих возможностях всё, а потом я всегда буду прикрывать тебя. Ты и сейчас пользуешься кое-каким авторитетом. Даже пытался один посидеть в дальняке и рассмеялся. Видишь, я даже такие мелочи знаю. 

Я вздрогнул.

Юсуп сказал, - видишь Саша? Среди вас был стукачёк. Иса продолжил. Я укреплю твой авторитет. Твоя задача – выдвинуться среди зеков в лидеры.

- Наверняка найдутся и такие, которым не понравится, моё возвышение и они захотят, меня «опустить».

- Этого ты не должен бояться, - голос Исы оставался  спокойным, похоже, он всё хорошо обдумал, – я тебе помогу нейтрализовать и Рустика, и Хезрета. В моей власти отыскать на них такой компромат, что они заткнуться на долгие годы. Ну, как, согласен?

- Хорошо. Я согласен.

Вот так Саша. «Не долго музыка играла, не долго Штопор танцевал». 

Иса не обманул: действительно, где бы Штопор ни находился, он постоянно ощущал его присутствие. Власть Исы распространялась не только на вверенной территории, но и уходила далеко за пределы лагеря. Поговаривали, будто он имел сильных покровителей, в Ашхабаде. Обязанных ему тем, что в лагере он опекал их непутевых чад, а порой умел даже закрывать глаза на такие проступки, которые любому иному заключённому грозила бы новым сроком.

Иса даже выработал для  Штопора линию поведения и для начала посоветовал идти в «отрицалы», чтобы тем самым среди осужденных ещё больший авторитет. Штопор так и поступил – скоро он переродился в ярого «отрицалу», которого не устраивала администрация.  Условия содержания, пайка «хозяина». Вши, тараканы и если была бы возможность, так он бы «отрицал» воздух, которым дышат заключенные.

Своими действиями он скоро заработал очки, позволившие ему оставить «пехоту». Авторитетные стали посматривать на Штопора, как на своего, который через некоторое время должен был стать одним из смотрящих зоны.

Даже прежнее воровское ремесло Штопора, не казалось недостойным и уже никто, хотя бы в шутку, неукорял его отравителем, и тем более не укорял в лицо непопулярным промыслом. Иса не лукавил, когда говорил о том, что поможет Гочмураду подняться, - уже через месяц, он сумел развенчать многих авторитетов. Те же немногие, что оставались в зоне, вдруг неожиданно поддержали Штопора, когда речь зашла о новом смотрящим, Балканского велаята.

На сходе в колонии вспоминались его прежние заслуги, – говорили о том, что он прошёл «малолетку», где пользовался уважением, а если воровская специальность не такая, так ничего перекуется! На то она и тюрьма. На том и порешили – Гараджаев Гочмурад сделался смотрящим велаята, а это была прямехонькая дорога в смотрящие зоны.

Юсуп продолжал подслушивать разговоры Исы и Штопора. Их отношения переросли в почти дружеские. В среде ничего неподозревавших зеков Штопор, благодаря Исе, получил репутацию справедливого смотрящего, который может не только обогреть братву, но и распутать в тонкую нить самый запутанный клубок противоречий. Гочмурад переродился, он никогда и ни на кого не стал повышать голоса и был в глазах зеков гарантией спокойствия.

Однако при всем при том, он умел так насесть на мужиков, что те в своем трудовом порыве выпрыгивали из штанов, лишь бы он не приставал. Штопор поддерживал «отрицал», но никто даже не мог предположить, что каждый вопрос, обсуждаемый братвой на зоне, был засвечен Штопором, и через несколько дней содержание разговоров ложилось на стол Исы. Среди авторитетов Штопор числился в «правильных» смотрящих, и многие были уверены в том, что он, во благо зековскому закону, готов на любые жертвы.

Мы с Юсупом договорились, что не будем говорить никому, пока не поймаем Штопора за руку.

Разместив вновь прибывших по комнатам карантийки, Иса отправил дежурного офицера. Так он поступал только в исключительных случаях и Штопор по рангу посыльного уже без труда мог судить о серьезности разговора. В этот раз пришёл Глычкурбанов Какыш – значит, случилось что-то важное. В комнате Исы было просто: стол, два стула, в углу телевизор.

Едва Штопор перешагнул порог, как Иса жестко произнёс. Хочу тебе сказать, Гочмурад, что если ты сейчас не поднимешь жопу, то твоему царствованию придёт конец.

В чем дело, начальник, говори, не тяни кота за хвост, занервничал Штопор. В нашу зону возвращается Гараджа. Да, его самого. Для меня, поверь, это тоже было полной неожиданностью. Его дело, прекратили, кто-то сильно ему помог. А как его отправляли на тюремный режим, - ты знаешь?

- Почему именно сюда?  Что, мало зон? 

- В этом-то и весь вопрос. Полагаю, одна из причин в том, что Гараджа сам рвется сюда. Все боятся, что заключенные могут набузить. А получить бунт зеков – это всё равно, что положить тебе гранату в штаны. Самое лучшее для такого – запихнуть куда-нибудь в глубинку, а это мы.

- Скорее всего, именно поэтому была выбрана наша колония. У тебя колония «сучья», поэтому он возвращается обратно. Он хочет рассчитаться со своими обидчиками. И первому, кому он предъявит, это буду я.

– Может, они хотят превратить его в суку? Иса пожал плечами. 

- Ошибаешься, начальник, такого, как Гараджа, сукой вряд ли сделаешь, - в голосе Штопора послышался раздражение. Скорее всего, он сам любую зону перекуёт во что угодно. 

- Ну, это мы посмотрим, сквозь зубы процедил Иса. - Мы его парашу хлебать заставим или нам грош цена. И этого я добьюсь с твоей помощью.

– Шутишь, гражданин начальник? - задумчиво сказал Штопор: - Ты хочешь, чтобы я заставил хлебать парашу, такого, как Гараджа?  А ты не подумал, что раньше, чем я подам сигнал, меня зеки припечатают гвоздями к стене, да так, что не отдерешь потом.  

- А ты не ссы, Гочмурад!  Ещё не вечер, не так страшен черт, как его малюют!

Иса не стал раскрывать Штопору всю правду. Один из вариантов морального уничтожения Гараджи, – скомпрометировать его перед другими осужденными. А когда ореол мученика померкнет, тут и наступит момент, чтобы использовать Гараджу в своих целях.  Ты ошибаешься, Гочмурад. Тебя никто бы не стал распинать, ты ведь не бог. Это была бы для тебя слишком большая честь. Скорее всего, зеки зарыли бы тебя в землю живьем… 

Штопор сидел напротив Исы с вытаращенными от возмущения глазами, кулаки его стали непроизвольно сжиматься.

- Ладно, ладно! Я пошутил, - наконец заулыбался Иса. Можешь, не беспокоиться,          этого не случится, ты мне слишком дорог, чтобы так просто расстался с тобой. У нас выйдет всё, как я задумал.

- Мрачно шутишь, - гражданин начальник! А насчёт того, чтобы так просто сломить Гараджу, - сомневаюсь. Но я готов служить. Что для этого нужно?

- Для этого ты должен строго придерживаться всех моих инструкций. Не мне тебя учить, братва умеет отличить фальшь от искренности. Один неверный шаг – и тебя развенчают, как сявку. Мы будем идти очень хитрым путем.

- Неужели на Гараджу, ты мне дашь компромат? 

Майор Хакбердыев давно изучил своего подопечного. Иногда ему казалось, что Штопор не умеет удивляться и даже самая ошеломляющая новость лишь едва отражалась на его лице. На самом деле Штопор гениально умел сдерживать эмоции и порой своей невозмутимостью напоминал идола. Единственное, в чем он давал слабину, так это в сентиментальности. Но подобная слабость была присуща едва ли не всему племени зеков.

Хакбердыеву не однажды приходилось выслушивать от зеков щемящие истории о загубленной юности. Видеть горькие слёзы при исполнении, какой -нибудь блатной песенки, и в эти минуты всегда казалось, что беседуешь не с преступником, за плечами которого по несколько ходок, а с наивным подростком, тоскующим по материнской ласке.

- Ты меня поражаешь своей наивностью, Гочмурад. Ещё один такой вопрос, и я подохну от смеха. Если даже компромата на Гараджу и нет, то его нужно будет организовать. Жизнь ведь гораздо богаче и сложнее, чем нам порой видится. Гараджа не мальчик, у которого всё впереди. Он успел натворить уже столько, что многим хватит на несколько жизней.

И мне не верится, что он ни разу не споткнулся – просто надо внимательно порыться в его прошлом. Я сделаю всё то от меня зависящее, да и ты уж постарайся, порасспрашивай людей. Если нам удастся провернуть это весёленькое дельце, то почему бы тебе ни стать, смотрящим на зоне.

- Вижу, ты крепко обо всём подумал, гражданин майор. По рукам. Я согласен. Но только, как ты себе всё это представляешь? Вот, скажем, завтра, по-твоему я должен идти к нему на поклон. 

Хакбердыев уже не однажды мысленно прорабатывал аналогичную ситуацию. Он и сам неясно представлял себе картину, что надо делать с Гараджой. Он становился опасным для него.

- Первое, что я тебе посоветую, Штопор, это не лезть понапрасну на рожон. Если представится возможность стать его другом, - не отказывайся. Хотя мне известно, что Гараджа, волк одиночка. Очень недоверчив и чрезвычайно осторожен, как старый покусанный лев.

Но если тебе удастся завоевать его доверие или, если повезет, сделаться его приятелем, то это будет хорошо. Ты дружи с ним, Гочмурад. А остальное за тебя другие сделают. Ну, на сегодня всё, дуй в барак. И с Богом.

Буквально через несколько дней, Штопор сам напросился на встречу с Хакбердыевым. Он отлично знал, что Иса терпеть не может самодеятельности, и если сам не вызывал своего верного пса, то ужасно не любил, когда тот скребется непослушной лапой у него под дверью. Но Штопор уже с утра ощущал свербящее беспокойство. Он чувствовал, что на зоне происходят вещи странные и необъяснимые, и не мог дождаться, когда Иса кликнет его сам и раскроет ему глаза на последние события.

Штопор хотел поподробнее расспросить у Хакбердыева, что случилось в ШИЗО, куда поместили Набатова. Туда ночью приходил Гараджа и разбирался с ним, за то, что он принимал активное участие по отправке его в тюрьму. Вопросов было больше чем ответов. Когда Штопор вошёл в кабинет, Хакбердыев сидел за столом. Видно он работал, а Штопор прервал его.

Теперь разгона, не миновать. Иса никому не спускал ошибок. Штопор виновато стоял в дверях, переминаясь, с ноги на ногу и исподлобья поглядывал, на Юсупа.

- Ну что тебе? – недовольно спросил Хакбердыев. С делом пришёл или так поздороваться? Что-то Хезрет меня беспокоит,  не зная, как начать разговор, брякнул Штопор.

- А я тебе говорил, - не надо долго яйца чесать! – грубо отозвался Хакбердыев и засмеялся. Настроение у него почему -то было, неплохое и Штопор понял, что гроза вроде бы прошла стороной.

Он приблизился к столу и затараторил. Активность бурную развел. Интересуется Гараджой. Люди его мельтешат по комнатам, суетятся, а я не могу понять, что происходит.

- Ну, так и на хрена ты мне это рассказываешь?  Незлобно воскликнул Хакбердыев.  Коли ты ничего понять не можешь, какого черта, ты ко мне пришёл? 

- Так вот то-то и оно, гражданин начальник. Было б моё положение немного другое на зоне, я б, может, чего бы и узнал побольше.

- Ты опять за своё! - недовольно потянул Хакбердыев. 

- Да я не про это, испугался Штопор и резко перевел разговор в сторону.  Я про то, что вы сами ничего не говорите, не посвящаете в события. Вот, скажем, я даже не знаю, что вам дался, этот Гараджа. В бараке говорят, что вы замешаны в деле Гусейнова Сомеда. И вот ещё слышал я, что к ним-то наш Хезрет особый интерес проявляет.

- Что, очень интересуется? С наигранным беспокойством спросил Иса. 

- Очень, гражданин начальник.

Иса встал из – за стола. Он прошелся по кабинету, стал нервничать. Ладно, Гочмурад, разберемся с Хезретом. Очень скоро разберемся. А ты проследи-ка, чтобы, знал всех с кем он, общается. Ты меня понял? Глаз с него не спускать, но в обнимку не ходить.

А что я задумал, не твоего ума дело, Гочмурад. Ты знай своё место! Вдруг взорвался и перешел на крик Хакбердыев. И дока Штопор тотчас понял, что случайно попал в самое запретное место Исы.

Если Хакбердыев разозлился за его любопытство, значит, тут явно дело серьёзное. Ну ладно, подумал он, ты, гражданин начальник, напускаешь туману, но я сам выведаю, что задумал этот Хезрет. Ну, раз так, то и о моем деле теперь можно поговорить совсем по-другому.

- Извините за любопытство! Больше спрашивать не буду об этом, но скажите мне про другое тогда: не пора ли нам вообще Хезрета задвинуть?

Хакбердыев набычился. Кто о чём, а вшивый про баню. Вижу, Штопор, ты не на шутку смотрящим, на зоне хочешь заделаться?

- Ну, вы же обещали! Хитро отозвался Штопор. Если смотрящим стану, так мне же легче будет всю зону в кулаке держать. Сами понимаете. 

Хакбердыев вздохнул, скривив губы.

- Понимать-то, конечно понимаю. Хорошо, давай такой уговор. Ты мне на блюдечке преподнесешь Гараджу, а я тебя смотрящим сделаю. Хезрета уберу.  Слово даю. Штопор не мог сдержать довольной улыбки: годится. Так годится! Сколько тебе, Гочмурад, ещё трубить на моей зоне?  Спросил неожиданно Хакбердыев.  Пять лет?

- А что, вы мне хотите сократить?  Да нет, парень, наоборот. Я думаю, не попадешь ли ты часом под какую-нибудь амнистию. Видно, что нет. Готовься, будешь тянуть лямку, до последнего звонка.

- А… это, - неуверенно начал Штопор.  Может быть, вы потом походатайствуете.…  Ну, там за примерное поведение. И всё такое. Может, раньше  выйду? Несколько месяцев погуляю, в Сочи съезжу.

Хакбердыев с изумлением уставился на обнаглевшего Штопора. Милый ты мой, так зачем же мне тебя смотрящим делать, когда ты раньше срока хочешь отсюда отвалить? Нет, Гочмурад, если хочешь быть здесь смотрящим, значит, тяни срок до последнего, а мечтаешь о воле – так на хрена нам с тобой тогда и толковать. Я ведь и другого найду. Свято место пустым не бывает. Штопор похолодел. Как же его Хакбердыев объехал да обуздал, – он и не заметил.

Выходя от начальника, Юсуп слышал, как он проклинал всё на свете и несусветную свою глупость и коварство Хакбердыева, и дурацкую судьбу, что манила его несбыточными обещаниями, которым он, как последний дурак, верил.

Юсуп вернувшись в барак, после подслушанного разговора, был оживлён, улыбался. Он был похож на зека получившего неожиданный подарок судьбы, свободу. Увидев меня, он срочно вызвал на улицу и рассказал услышанное. Когда окончил рассказ, сказал, – Саша, а как Иса, кинул Штопора. Он ведь гад, стукачеством надеялся получить досрочное освобождение, а получил пинок под зад.

Вот они, какие смотрящие, все они прошли через руки Исы. Нет у них арестантской гордости, одна шелуха. Из их разговора, я понял, что Иса сильно боится за свою шкуру. Дело Гусейнова, организовал он. Сейчас боится, что у Набатова язык развяжется и ему придет конец. Его задача заткнуть рот Набатову, Хезрету и опустить Гараджу. Он у него, - как кость в горле.

Гараджа всё равно Набатова расколет или пришьёт. Он ведь Гараджу сплавил на тюремный режим, по заданию Исы. Видишь, как разворачиваются события. У Набатова остаётся один выход, ему надо бежать, чем быстрее, тем лучше.  Или же его пришьёт Гараджа, а останется получить 10 лет за организацию грабежа. Юсуп меня предупредил. Ты, Саша, пока не делай никаких движений. Сейчас встревать в эти события, смерти подобно.

Добавил, - ну и рысь, этот Иса! Он перессорил всех и вся, что и сам запутался.  Я ответил, - наступило самое время, чтобы сбить пыль у смотрящих с ушей. Он меня перебил. 

- Не время, нас не поймут, скажут, что я всё придумал, - где доказательства? Штопор мои слова не подтвердит. И окажемся мы с тобой между наковальней и молотом. С одной стороны смотрящие, на нас спустят собак, а с другой Иса поступит, просто.

Он подбросит героин в карман и кранты! Мы с тобой, с другой колоды люди. Подумал, ответил, - ты прав. Продолжим наши прослушивания. Только ты будь вдвойне, осторожен. Я и сам понимаю, - ответил Юсуп. Но сейчас меня остановить, никто не сможет. Я, как наркоман, заразился паскудство слушать. Не верил я, что меня окружают, одни шакалы. И я пойду до конца.

Ему напомнил, - ты не зарывайся, помни, что для храбрых существует отдельное кладбище. Заметили, что к нам кто-то крадется. Услышали голос. Братаны, что хумарите, - угостите? Юсуп ввинтил взгляд в не прошеного гостя, ответил:

- Вали отсюда, пока лапти тебе вологодские не сплели. 

- Кто это? - спросил его. Надо разговоры прекращать. Он не просто так приплёлся.

Порешим так. Больше уединяться не будем. Будет что-нибудь стоящее, тогда перетрем. Пошли в барак.

Морозная ночь пепельным туманом, заволокла зону. Чувствовались признаки недалекой весны.

Продолжение следует