9 марта 2016, 23:02 | Война | Сирия | Афганистан
Окно сирийских возможностей готово захлопнуться
СССР в Афганистане был сверхдержавой, а Россия в Сирии — только один из многих игроков.
России следует уйти из зоны конфликта, в котором она не может победить
© СС0
Сергей Шелин
Обозреватель
ИА «Росбалт»
В сирийской кампании что-то вроде затишья. Его даже называют «перемирием». Поэтому боестолкновения временно считаются «нарушениями перемирия». Впрочем, за полгода сограждане успели привыкнуть, что в далеком краю идет война, и давно уже не повторяют: «Только бы не Афган, только бы не Афган!»
Особого восторга операция в Сирии у них вызывать так и не стала, но с российской стороны крупных потерь нет, и этот факт как-то примиряет наших людей с происходящим.
Между тем политическое родство этой войны с афганской чем дальше, тем очевиднее. Как и то, что интуитивно найденные приемы ее пропагандистской подачи неумышленно повторяют давние советские. Каждый, кто помнит 1980-е, согласится с политологом Григорием Голосовым: «Текущее освещение российским телевидением „возвращения к мирной жизни в Сирии“ до забавных мелочей похоже на освещение советским телевидением аналогичного процесса, имевшего место в 1980-81 гг. в Афганистане. Те же веселящиеся мирные жители, неожиданно бойко говорящие по-русски, те же перешедшие на сторону народной власти полевые командиры и та же включившаяся в мирный процесс патриотическая оппозиция. Единственное явное различие в том, что если афганцев, для разнообразия речи, называли „декханами“, то при освещении сирийских событий в тех же целях используются другие слова, например „беженцы“ и „туркоманы“».
Сходство державных мотивов, вовлекших страну в обе эти войны, ничуть не меньше. И в кругу Владимира Путина, и в советском Политбюро верили, что надо, во-первых, упредить западного врага, который вот-вот захватит сирийско-иракские пустыни (афганские горы) и станет оттуда грозить Москве; а во-вторых, что пора как-то самовыразиться и взять реванш за недавние унижения.
Не надо думать, будто членам Политбюро не присуще было желание «встать с колен». И их обиды тоже были свежи.
За 10 месяцев до вторжения в Афганистан, в феврале 1979-го, Китай, только что подпавший под власть Дэн Сяопина, решил, как выразился новый правитель, «преподать урок» Вьетнаму, ближайшему советскому союзнику, который с согласия Москвы попытался оприходовать страны Индокитая. Вьетнамцы стойко сопротивлялись, китайские войска ушли, не попытавшись взять Ханой, но унижение состоялось. Вьетнаму «преподавали урок», а советские вожди хоть и гневались, но не рискнули открыть второй фронт и, по китайским понятиям, спасовали. После чего Пекин демонстративно аннулировал договор о дружбе с СССР, заключенный когда-то еще Сталиным и Мао Цзэдуном.
Вряд ли остальной мир и в самом деле затаил дыхание, увидев, что кремлевские геронтократы потеряли лицо. Но они-то думали иначе и решили для себя, что уж в следующий-то раз покажут всем свою непреклонность.
«Следующим разом» как раз и стал Афганистан, просоветский режим которого дал трещину и якобы катился в руки то ли к тому же Китаю, то ли к Америке.
К тому же именно тогда открылось уникальное окно возможностей. В ноябре 1979-го в революционном Тегеране был захвачен в заложники персонал американского посольства. Началась крайне унизительная для Соединенных Штатов 15-месячная эпопея, которая надолго связала американцам руки. Тем более, во главе США стоял тогда Джимми Картер, интеллектуальный предшественник Барака Обамы.
Презрение, которое он вызывал у Андропова, Устинова и Громыко, видимо, очень походило на то чувство, которое Путин стал испытывать к Обаме, когда американский президент не решился выполнить собственное торжественное обещание сокрушить Башара Асада, лишь только тот пустит в ход химоружие.
Наверное, этот эпизод 2013 года и стал переломным. Думаю, именно тогда Путин и сделал обоснованный вывод, что в случае чего в Сирию можно будет послать войска, а его вашингтонский коллега опять спасует.
Однако вернемся к афганской кампании. Позволившее ее начать окно возможностей было куда шире, чем то, которое позволило прошлой осенью начать сирийскую. Афганистан граничил с СССР, Пакистаном, Ираном и самой восточной своей частью — с Китаем. Америка и Иран на какое-то время надежно нейтрализовали друг друга. Китай был далеко. Пакистан, хоть и многолюдный, выглядел рядом с советской сверхдержавой сущим карликом и своей игры, казалось бы, вести не мог.
Дело выглядело так, что Советский Союз лишь крепче прежнего взял в объятия страну, которая и так давным-давно жила в сфере его влияния. Любой, кто верил в геополитику, сказал бы, что это банальный акт великодержавного самовыражения с заранее запрограммированным успехом. Именно так думало и Политбюро, хотя не все его члены знали этот термин.
И, в отличие от нынешнего похода в Сирию, они шли в Афганистан со связным политическим проектом — соорудить там социализм. Это из сегодняшнего дня он выглядит идиотским, а в те времена во всем мире хватало людей, которые воображали, что в таких начинаниях что-то есть.
То, что потом случилось в Афганистане, стало сюрпризом для большинства экспертов, включая и американских, которые, хоть и толковали о повторении вьетнамской эпопеи, но не так уж в это верили. Советская свердержавная гегемония на землях, прилегающих к СССР и изолированных от остального мира, казалась неодолимой.
Но окно возможностей захлопнулось уже через год. В США президентом стал Рейган. Американских заложников отпустили. Афганский социализм провалился, а просоветский режим обанкротился. Пакистан, вооружаемый Китаем и снабжаемый Штатами, сделался операционной базой для моджахедов, а любые карательные мероприятия против него стали означать мировую войну.
Все карты были биты одна за другой, и афганская кампания стала абсолютно безвыигрышной уже в 1981-м. Можно было только лить кровь, снова и снова оттягивая ее окончание, что и делалось еще семь лет.
Сирийская кампания в эту фазу пока не вступила. Окно возможностей для Кремля еще не захлопнулось. В Вашингтоне до конца года — прежний президент. В Евросоюзе сирийский вопрос — это лишь вопрос беженцев и переселенцев, который пытаются смягчить, валяясь в ногах у турок и предлагая пускать их без виз в Европу в обмен на странное обещание, что они, мол, не пустят туда нелегалов.
Короче, ничто вроде бы не мешает чувствовать себя в Сирии и окрестностях самой настоящей сверхдержавой. Каким был когда-то СССР.
Но в том-то и дело, что чувство это обманывает. И не только потому, что война уже успела зайти в тупик. Подчинить Башару Асаду его прежние владения не получилось и не получится.
Однако еще сильнее впечатляет сама невозможность для России играть там сегодня ту роль, которую некогда в Афганистане играл Советский Союз. Даже удерживая под реальным контролем не больше половины этой страны, СССР был там сверхдержавой. Никакие партизаны даже и думать не могли о том, чтобы противостоять ему в крупных операциях. И ни одна страна не помышляла послать свои войска на афганскую территорию.
А сегодняшняя Россия в Сирии — лишь один из игроков, никоим образом не превосходящий местные великие державы и не имеющий монополии на ведение там войны.
Экономический потенциал Ирана — в два с половиной раза меньше российского. Турции — вдвое меньше. Саудовской Аравии (считая вместе с ее друзьями и сателлитами) — если и меньше, то ненамного. Военные траты этих трех стран, взятые вместе, заметно больше, чем у России. Сравнение реальных военных потенциалов будет для них менее выигрышным, но ведь соотношение сил — вещь конкретная. Турецко-саудовские войска не собираются на Москву, поэтому нет смысла спрашивать, как далеко они доберутся и где будут разбиты.
Зато у себя дома, на Ближнем Востоке, каждое из этих трех государств сильнее российского контингента не только в нынешнем его виде, но даже если он будет увеличен в разы. Не говоря об отдельно существующей проблеме снабжения его через проливы, которые вполне легально могут быть перекрыты Турцией в случае возникновения для нее военной угрозы.
В Афганистане Советский Союз даже и в худшие в военном смысле дни имел сверхдержавную привилегию в одиночку определять дальнейший сценарий кампании — продолжать ее или заканчивать, сохранять местный режим в прежнем виде или менять его на какой-то новый.
В сегодняшней Сирии Москве не гарантировано ни то, ни другое. Остальные игроки могут договориться друг с другом за ее спиной, и она ничего не сможет поделать. Или еще того проще. Допустим, единственный нынешний союзник Иран надумает резко изменить свой курс. Даже неважно, в какую сторону. Но так или иначе, придется под него подлаживаться. Как и две другие местные великие державы, Иран не является сателлитом России. Ему не подиктуешь.
Понятно, что Путин хочет поторговаться с Западом и обменять местное урегулирование на какие-нибудь дары. И в этом его позиция более реалистична, чем давний сверхдержавный замах Брежнева и Андропова, которые в торг из-за Афганистана вступать отказывались.
Но применительно к второстепенным в прошлом, а сегодня — сильным, непредсказуемым и крайне амбициозным странам Ближнего Востока, вера в этот замах сохраняется по сей день. И обманывает раз за разом. Расчет на то, что торгово-туристическим эмбарго и угрозами перекрыть газ можно запугать Турцию, уже доказал полную свою несостоятельность. И это еще далеко не главное из возможных разочарований.
В отличие от Афганистана в XX веке, Сирия в XXI-м не дает Москве ни самостоятельности в решениях, ни предсказуемости в сценариях. Затягивать кампанию на долгие годы в этот раз невозможно. Оттуда надо просто уходить.
Сергей Шелин
Окно сирийских возможностей готово захлопнуться
СССР в Афганистане был сверхдержавой, а Россия в Сирии — только один из многих игроков.
России следует уйти из зоны конфликта, в котором она не может победить
© СС0
Сергей Шелин
Обозреватель
ИА «Росбалт»
В сирийской кампании что-то вроде затишья. Его даже называют «перемирием». Поэтому боестолкновения временно считаются «нарушениями перемирия». Впрочем, за полгода сограждане успели привыкнуть, что в далеком краю идет война, и давно уже не повторяют: «Только бы не Афган, только бы не Афган!»
Особого восторга операция в Сирии у них вызывать так и не стала, но с российской стороны крупных потерь нет, и этот факт как-то примиряет наших людей с происходящим.
Между тем политическое родство этой войны с афганской чем дальше, тем очевиднее. Как и то, что интуитивно найденные приемы ее пропагандистской подачи неумышленно повторяют давние советские. Каждый, кто помнит 1980-е, согласится с политологом Григорием Голосовым: «Текущее освещение российским телевидением „возвращения к мирной жизни в Сирии“ до забавных мелочей похоже на освещение советским телевидением аналогичного процесса, имевшего место в 1980-81 гг. в Афганистане. Те же веселящиеся мирные жители, неожиданно бойко говорящие по-русски, те же перешедшие на сторону народной власти полевые командиры и та же включившаяся в мирный процесс патриотическая оппозиция. Единственное явное различие в том, что если афганцев, для разнообразия речи, называли „декханами“, то при освещении сирийских событий в тех же целях используются другие слова, например „беженцы“ и „туркоманы“».
Сходство державных мотивов, вовлекших страну в обе эти войны, ничуть не меньше. И в кругу Владимира Путина, и в советском Политбюро верили, что надо, во-первых, упредить западного врага, который вот-вот захватит сирийско-иракские пустыни (афганские горы) и станет оттуда грозить Москве; а во-вторых, что пора как-то самовыразиться и взять реванш за недавние унижения.
Не надо думать, будто членам Политбюро не присуще было желание «встать с колен». И их обиды тоже были свежи.
За 10 месяцев до вторжения в Афганистан, в феврале 1979-го, Китай, только что подпавший под власть Дэн Сяопина, решил, как выразился новый правитель, «преподать урок» Вьетнаму, ближайшему советскому союзнику, который с согласия Москвы попытался оприходовать страны Индокитая. Вьетнамцы стойко сопротивлялись, китайские войска ушли, не попытавшись взять Ханой, но унижение состоялось. Вьетнаму «преподавали урок», а советские вожди хоть и гневались, но не рискнули открыть второй фронт и, по китайским понятиям, спасовали. После чего Пекин демонстративно аннулировал договор о дружбе с СССР, заключенный когда-то еще Сталиным и Мао Цзэдуном.
Вряд ли остальной мир и в самом деле затаил дыхание, увидев, что кремлевские геронтократы потеряли лицо. Но они-то думали иначе и решили для себя, что уж в следующий-то раз покажут всем свою непреклонность.
«Следующим разом» как раз и стал Афганистан, просоветский режим которого дал трещину и якобы катился в руки то ли к тому же Китаю, то ли к Америке.
К тому же именно тогда открылось уникальное окно возможностей. В ноябре 1979-го в революционном Тегеране был захвачен в заложники персонал американского посольства. Началась крайне унизительная для Соединенных Штатов 15-месячная эпопея, которая надолго связала американцам руки. Тем более, во главе США стоял тогда Джимми Картер, интеллектуальный предшественник Барака Обамы.
Презрение, которое он вызывал у Андропова, Устинова и Громыко, видимо, очень походило на то чувство, которое Путин стал испытывать к Обаме, когда американский президент не решился выполнить собственное торжественное обещание сокрушить Башара Асада, лишь только тот пустит в ход химоружие.
Наверное, этот эпизод 2013 года и стал переломным. Думаю, именно тогда Путин и сделал обоснованный вывод, что в случае чего в Сирию можно будет послать войска, а его вашингтонский коллега опять спасует.
Однако вернемся к афганской кампании. Позволившее ее начать окно возможностей было куда шире, чем то, которое позволило прошлой осенью начать сирийскую. Афганистан граничил с СССР, Пакистаном, Ираном и самой восточной своей частью — с Китаем. Америка и Иран на какое-то время надежно нейтрализовали друг друга. Китай был далеко. Пакистан, хоть и многолюдный, выглядел рядом с советской сверхдержавой сущим карликом и своей игры, казалось бы, вести не мог.
Дело выглядело так, что Советский Союз лишь крепче прежнего взял в объятия страну, которая и так давным-давно жила в сфере его влияния. Любой, кто верил в геополитику, сказал бы, что это банальный акт великодержавного самовыражения с заранее запрограммированным успехом. Именно так думало и Политбюро, хотя не все его члены знали этот термин.
И, в отличие от нынешнего похода в Сирию, они шли в Афганистан со связным политическим проектом — соорудить там социализм. Это из сегодняшнего дня он выглядит идиотским, а в те времена во всем мире хватало людей, которые воображали, что в таких начинаниях что-то есть.
То, что потом случилось в Афганистане, стало сюрпризом для большинства экспертов, включая и американских, которые, хоть и толковали о повторении вьетнамской эпопеи, но не так уж в это верили. Советская свердержавная гегемония на землях, прилегающих к СССР и изолированных от остального мира, казалась неодолимой.
Но окно возможностей захлопнулось уже через год. В США президентом стал Рейган. Американских заложников отпустили. Афганский социализм провалился, а просоветский режим обанкротился. Пакистан, вооружаемый Китаем и снабжаемый Штатами, сделался операционной базой для моджахедов, а любые карательные мероприятия против него стали означать мировую войну.
Все карты были биты одна за другой, и афганская кампания стала абсолютно безвыигрышной уже в 1981-м. Можно было только лить кровь, снова и снова оттягивая ее окончание, что и делалось еще семь лет.
Сирийская кампания в эту фазу пока не вступила. Окно возможностей для Кремля еще не захлопнулось. В Вашингтоне до конца года — прежний президент. В Евросоюзе сирийский вопрос — это лишь вопрос беженцев и переселенцев, который пытаются смягчить, валяясь в ногах у турок и предлагая пускать их без виз в Европу в обмен на странное обещание, что они, мол, не пустят туда нелегалов.
Короче, ничто вроде бы не мешает чувствовать себя в Сирии и окрестностях самой настоящей сверхдержавой. Каким был когда-то СССР.
Но в том-то и дело, что чувство это обманывает. И не только потому, что война уже успела зайти в тупик. Подчинить Башару Асаду его прежние владения не получилось и не получится.
Однако еще сильнее впечатляет сама невозможность для России играть там сегодня ту роль, которую некогда в Афганистане играл Советский Союз. Даже удерживая под реальным контролем не больше половины этой страны, СССР был там сверхдержавой. Никакие партизаны даже и думать не могли о том, чтобы противостоять ему в крупных операциях. И ни одна страна не помышляла послать свои войска на афганскую территорию.
А сегодняшняя Россия в Сирии — лишь один из игроков, никоим образом не превосходящий местные великие державы и не имеющий монополии на ведение там войны.
Экономический потенциал Ирана — в два с половиной раза меньше российского. Турции — вдвое меньше. Саудовской Аравии (считая вместе с ее друзьями и сателлитами) — если и меньше, то ненамного. Военные траты этих трех стран, взятые вместе, заметно больше, чем у России. Сравнение реальных военных потенциалов будет для них менее выигрышным, но ведь соотношение сил — вещь конкретная. Турецко-саудовские войска не собираются на Москву, поэтому нет смысла спрашивать, как далеко они доберутся и где будут разбиты.
Зато у себя дома, на Ближнем Востоке, каждое из этих трех государств сильнее российского контингента не только в нынешнем его виде, но даже если он будет увеличен в разы. Не говоря об отдельно существующей проблеме снабжения его через проливы, которые вполне легально могут быть перекрыты Турцией в случае возникновения для нее военной угрозы.
В Афганистане Советский Союз даже и в худшие в военном смысле дни имел сверхдержавную привилегию в одиночку определять дальнейший сценарий кампании — продолжать ее или заканчивать, сохранять местный режим в прежнем виде или менять его на какой-то новый.
В сегодняшней Сирии Москве не гарантировано ни то, ни другое. Остальные игроки могут договориться друг с другом за ее спиной, и она ничего не сможет поделать. Или еще того проще. Допустим, единственный нынешний союзник Иран надумает резко изменить свой курс. Даже неважно, в какую сторону. Но так или иначе, придется под него подлаживаться. Как и две другие местные великие державы, Иран не является сателлитом России. Ему не подиктуешь.
Понятно, что Путин хочет поторговаться с Западом и обменять местное урегулирование на какие-нибудь дары. И в этом его позиция более реалистична, чем давний сверхдержавный замах Брежнева и Андропова, которые в торг из-за Афганистана вступать отказывались.
Но применительно к второстепенным в прошлом, а сегодня — сильным, непредсказуемым и крайне амбициозным странам Ближнего Востока, вера в этот замах сохраняется по сей день. И обманывает раз за разом. Расчет на то, что торгово-туристическим эмбарго и угрозами перекрыть газ можно запугать Турцию, уже доказал полную свою несостоятельность. И это еще далеко не главное из возможных разочарований.
В отличие от Афганистана в XX веке, Сирия в XXI-м не дает Москве ни самостоятельности в решениях, ни предсказуемости в сценариях. Затягивать кампанию на долгие годы в этот раз невозможно. Оттуда надо просто уходить.
Сергей Шелин
